ГЛАВА 4

КОРОЛЕВСКАЯ ШКОЛА

Примерно в то же время, когда у отца появился “луч надежды”, мне исполнилось четырнадцать лет. После окончания «Михайловской» школы настало время поступить уже в среднюю школу. Для этого потребовалось сдать стандартный экзамен.

Новая школа находилась поближе – километрах в десяти от дома в соседнем городе High Wycombe - Хай («Верхний») Уиком в том же графстве Бэкингемшир. Школа имела совсем другой характер, чем предыдущая. Во-первых, вместо 50 теперь было около 800 учеников. Во-вторых – это была государственная школа, а не частная. Носила она гордое название «The Royal Grammar School» («Королевская школа грамматики»). Называлась она «Королевской» потому, что была основана в шестнадцатом веке при королеве Елизавете Первой.

В 1962 году в честь четырехсотлетия школы ее посетила королева Елизавета вторая.

Несмотря на честь, оказанную Ея Величеством, наша школа не пользовалась и не пользуется такой всемирной славой, как некоторые знаменитые частные и очень дорогие школы в Англии. Например - Итон, Харроу, Винчестер и Регби. В 19-ом веке последняя школа дала свое имя новому виду спорта – регби, который там и зародился, а про Итон ещё герцог Веллингтонский, победитель Наполеона, сказал: “Waterloo was won on the playing fields of Eton” – «Победа под Ватерлоо была заложена на спортивных площадках Итона».

Однако среди государственных и бесплатных школ наша школа занимала (и продолжает занимать) первое или второе место в Англии в табеле о рангах престижных государственных школ. Немалое количество из ее выпускников поступают ежегодно в Оксфорд и Кембридж, не говоря уже о других университетах.

В мое время, как и сегодня, в школе учились сыновья из почти всех слоев местного населения - от дворян и представителей интеллигенции, военных, чиновников, бизнесменов, торговцев, клерков, до простых фермеров и рабочих. В этом отношении она вполне демократична.

При школе был интернат, в котором жили мальчики из более отдаленных мест, из других концов страны и даже из-за границы. Так как в интернате было меньше мест, чем желающих в него поступить, мне пришлось сдать конкурсный экзамен.

Школе принадлежали три интернатских дома, в каждом из которых жили по тридцать-сорок учеников - по пять-шесть человек в каждой спальной комнате. Один из этих домов, приобретённый нашей школы когда-то принадлежал сэру Александру Флемингу, открывшему пенициллин, медицинское средство, изменившее во всём мире человеческую жизнь. Говорили, что он сделал это открытие в подвале именно этого дома, где мне довелось в одной из спален некоторое время прожить. По преданию Флемминг намешал какую-то смесь в банке, поставил ее на полку в подвале и забыл про нее. Со временем она покрылась плесенью. Когда он на нее вновь наткнулся, оказалось, что в этой плесени или грибке и находится весь секрет пенициллина. Так ли это было на самом деле, трудно сказать, но, по крайней мере, так у нас «говорили».

Впрочем, у меня есть похожие сомнения по поводу Принца Уэльского и «Михайловской» школы. Но у каждой английской школы должна быть своя легенда, как и у каждого приличного замка - свое привидение. Особенно в Шотландии. Там если нет своего приведения, то это не настоящий замок и цена его на рынке недвижимости соответственно падает.

Отец договорился с директором Королевской школы, чтобы меня в виде исключения отпускали домой на викенд, т.е. по выходным. Это для того, чтобы я не забывал русский язык. Аргумент убедительный и в качестве исключения, был принят. К тому же, среди преподавателей школы нашелся человек со знанием, хотя и ограниченным, русского языка. По предложению и просьбе отца в школе был введен новый предмет – русский язык. Нашлись еще два ученика (не без моей агитации и уговоров), желающих изучать русский.

Наш преподаватель русского языка – по фамилии мистер Перфект - оказался интересной личностью. Во время войны он служил в десантных войсках и принимал участие в ожесточенных боях под Арнгеймом в Голландии, где британские военно-воздушные войска потерпели серьезное поражение. На десантника он был внешне совсем не похож — сутуловатый, худой, очкарик. Говорил тихим голосом. Он был самоучкой. Без всякой помощи он в одиночку выучил русский язык. Поводом было следующее: однажды он где-то прочитал стихотворение Пушкина в английском переводе. Оно ему так понравилось, что он тут же поставил себе целью изучить русский язык, чтоб прочесть стихотворение в оригинале.

В новой школе не было такого красивого парка, как в «Сейнт Майклз», но зато были просторные спортивные площадки—два футбольных поля и одно крикетное.

Вокруг зданий - газоны, которых покрывала густая, изумрудная, подстриженная бобриком трава. Это заслуга, как садовников, так и английского климата. Было и несколько теннисных кортов - как травяных, так и с твердым покрытием. Зимой в школе играли не в футбол, а только в регби, что меня, бывшего капитана школьной футбольной команды маленько огорчало. Пришлось переквалифицироваться. В крикет я тоже перестал играть и перешел на теннис, что с одной стороны было хорошо, но с другой стороны - плохо, даже очень. «Кроме тенниса у тебя в голове ничего нет. Когда начнешь учиться?», - говорил мне мистер Дейвис, наставник в нашем интернате, озабоченный тем, что кроме тенниса я не проявлял особого интереса к другим видам деятельности в школе в том числе, учебным. (Ирония заключалась в том, что Дейвис сам был тренером нашей школьной команды по теннису и в глубине души мне сочувствовал).

И действительно, первые два года, проведенные мной в Королевской школе грамматики, были крайне неудачными. Может, я был тогда в том отвратительном подростковом возрасте, о котором лучше не вспоминать. Учился я очень плохо. После первого учебного года в классе из 32-х учеников я был на 32-ом месте. Меня оставили на второй год. К концу второго года в том же классе я оказался одним из первых, но с конца! Бедные родители не знали, что делать. Другое дело на теннисном фронте—начиная с нуля в течение двух лет, я попал в первую шестерку нашей команды.

До получения Общего аттестата образования—среднего уровня английских школ—оставался год. Наверное, инстинкт самосохранения, наконец, заставил меня серьезно взяться за более академические, чем физические, занятия.

В пустом и темном школьном здании по вечерам лишь в одном окне горел свет. Зимой в нетопленном классном зале, закутавшись в пальто, шарф и перчатки, я засиживался допоздна. Все давно спали. Приходил мистер Дейвис и гнал меня оттуда. «Волконский -- говорил он, -- кроме собственных правил и законов ты других не признаешь». Когда пришли результаты экзаменов, Дейвис своим глазам не поверил. Я прошел в десяти предметах, даже (чудом!) по математике – абсолютный рекорд не только в нашей школе, но и во всем нашем графстве Бэкингемшир. Родители глубоко вздохнули и радовались. Наконец-то.

Местная газета «The Bucks Free Press» иногда писала о делах нашей школы. Ежегодно публиковались результаты экзаменов. В связи с этим, просочилась информация, что ученик школы «The Royal Grammar School» Волконский—русский князь, хотя никакого отношения к результатам экзаменов это, разумеется, не имело.

Статья была написана так красочно! Можно было подумать, что я являлся чуть ли не наследником русского престола. Дело в том, что слово “князь” переводится на английский язык как «Prince», а «принцами» в Англии бывают только члены королевской семьи. Автор репортажа, написав его от души, в таких тонкостях не разбирался. Пришлось по настоянию отца написать в редакцию газеты вежливое письмо с некоторыми разъяснениями. До этого момента за все время пребывания в школе я жил «инкогнито» и никому о своем титуле не говорил. Правда, мистер Перфект, прочитавший «Войну и Мир» и знавший кое-что о русской истории, что-то подозревал. Но, будучи человеком деликатным, он стеснялся задавать по этому поводу прямые вопросы.

На летние каникулы в наш городок Амершам съезжалась домой молодежь из школ-интернатов с разных концов Англии. Почти вся эта молодежь крутилась вокруг теннисного клуба, в который и я поступил. Это была местная «золотая молодежь» - дети, как правило, обеспеченных родителей. Иногда в павильоне клуба по вечерам устраивались вечеринки и «танцульки». Завязывались первые подростковые романы. Было весело. Это было счастливое время в моей жизни.

А в жизни родителей мало что изменилось, а если изменилось, то, скорее, всё-таки, в лучшую сторону, по крайней мере, в финансовом отношении.

Мама получила долгосрочный заказ (через посредника, который за это брал немалые проценты) от фешенебельного универмага «Селфриджес» в Лондоне. Она писала узоры на ткани, по которым потом вышивались гобелены. Это приносило хоть и небольшой, но стабильный доход.

У отца появились два новых регулярных ученика. Это была дама, физик-математик, сотрудница какого-то засекреченного «ящика» НИИ, связанного с ядерной физикой, т.е. с ядерным оружием, который находился на полпути от нас к Лондону. Ей зачем-то был очень нужен русский язык. Ей нравилось когда к ней обращались по русскому имени и отчеству – Мария Васильевна. Но он была самой обыкновенной англичанкой и такого имени не имела. Как бы то ни было, более синего «синего чулка» трудно было себе представить. Хотя она и была нормальным и высокоинтеллигентным человеком, у нее были довольно левые политические взгляды. Несомненно, в мире есть идеалисты, принадлежащие к разным социалистическим партиям, искренне верующие в то, что роль социализма – защищать людей от социальной несправедливости и помогать бедным. Но это не значит, что надо грабить у богатых. Или их убивать. Это уже коммунизм. Но есть и те, которыми движет одно главное чувство – зависть. А от зависти до ненависти шаг не широкий. Именно такие люди, чаще всего, делают политическую карьеру.

Вторым был прямой противоположностью первой - молодой аристократ сэр Францис Дэшвуд, выпускник школы Итон, пожалуй, самой престижной школы в Англии вообще, и колледжа «Крайст Черч» в Оксфорде. Уже в Итоне Сэр Францис получил некоторые знания русского языка.

Семья Дэшвудов была богатой, и рыцарский титул, который она носила, был не за государственные заслуги (хотя оные тоже были), а по дворянскому наследству. По традиции глава семьи занимал место в верхней палате британского парламента – в Палате Лордов. В нескольких милях западнее города Хай Виком у Дэшвудов была прекрасная усадьба, построенная в 18-ом веке, с просторным парком. По сей день это имение одно из достопримечательностей графства Бэкингемшир. Иногда отец ездил в усадьбу на занятия (Дэшвуд присылал машину), иногда ученик сам приезжал к нам. Контраст меду двумя жилищами был, ну…большим.

Бывало, сэр Францис приезжал к нам просто поговорить о России, о русской истории, о политике, о текущих событиях. Родители радовались его визитам. Он вносил разнообразие в их жизнь и оказывал им моральную поддержку.

Вообще, сэр Францис Дэшвуд был колоритной фигурой. Представительный, остроумный, он баллотировался от своего избирательного округа (West Wycombe - Вест Виком) от консервативной партии на парламентских выборах (безуспешно) в Палату Общин. Победил какой-то местный социалист, который, наверняка, во внешней политике мало разбирался. В своем имении Дэшвуд завёл зоопарк экзотических животных и водил экскурсии туристов (успешно) и устраивал костюмированные балы (очень успешно). Много лет спустя я узнал, что одно время в своей молодости Сэр Францис служил в британской военной разведке и именно там у него родился особый интерес к российским делам. Этим многое объясняется.

Сэр Францис был одним из тех относительно немногих людей на Западе, которых можно назвать русофилами и одновременно антисоветчиками. То есть, на политическом языке его можно было назвать «правым», а не «левым». Он был способен свободно мыслить и не был заражен стандартной и многолетней левой пропагандой против царской России, в основе которой лежали (и продолжают лежать у леваков) два низменных инстинкта и чувства – ненависть и месть – ненависть к русской царской государственности в целом (как к монархии в принципе) и к государю императору Николаю II в частности.

Дэшвуд считал, например, что отказ английского короля Георгия V предоставить своему кузену Николаю II убежище в самую трудную минуту его жизни легло темным пятном на страницы английской истории и на совесть английского короля. Совесть наверняка короля Георгия потом мучила, особенно после того, как он узнал об убийстве царской семьи. Но тогда народные массы Англии уже были распропагандированы левыми политагитаторами против Николая II да и вообще против дореволюционной России. Антирусская пропаганда велась по обеим сторонам океана, как в Англии, так и в Америке. Георг V, опасаясь «общественного мнения», которое находилось под влиянием социалистов в своей стране, побоялся за свой престол. Сначала предложил государю политическое убежище, а потом взял своё слово обратно, акт не достойный монарха. Есть историки, которые считают, что некоторую роль сыграла и английская королева Мэри, которая еще с ранней молодости недолюбливала немецкую принцессу, Александру, ставшей потом русской императрицей.

Последний русский царь не собирался никуда уезжать. Он сознательно избрал путь на Голгофу.

Коммунисты, да и все левые, называли императора Николая II «кровавым». Но за 22 года своего царствования он не подписал ни одного смертного приговора, часто отменяя приговоры судов, иногда даже военных, ни одна просьба о помиловании, дошедшая до него, не была им отклонена.

Уже более столетия, не только в бывшей России, но и во всём мире, принято считать, что Николай II отрёкся от престола. Историк Пётр Мультатули досконально и по пунктам доказывает, что никакого отречения не было, что бумажка с его подписью, которую всем показывают уже десятилетиями – фальсификация, сфабрикованная группой заговорщиков. Царь находился под арестом и если бы он продолжал оказывать им сопротивление, они не постеснялись бы его просто убить. Имена главных заговорщиков хорошо известны - главнокомандующий армиями Северного фронта Н.В. Рузский (потом убитый большевиками), генерал М. В. Алексеев, арестовавший Императора во время временного правительства, председатель Центрального военно-промышленного комитета, А.И. Гучков, политик В.В. Шульгин, председатель Государственной Думы М.В.Родзянко, и другие.

Мультатули пишет:

«Именно в этих условиях происходят события ночи с 1-го на 2-е марта, в результате которого появился так называемый «манифест об отречении».

На листке бумаги, обыкновенной печатной машинкой пишется странный текст, который начинается словами: «Ставка. Начальнику Штаба». Уже в 20-е годы игумен Серафим Кузнецов писал: «Невольно закрадывается в душу сомнение: «А действительно ли подписан Государем акт отречения?” <…>.

Наконец, еще один потрясающий факт. Как известно, по утвердившейся версии Государь отрекся 2-го марта 1917 года. Но уже 1-го марта в ряде газет был опубликован текст «отречения» оформленный именно как манифест!

А. Разумов убедительно доказывает, что текст «отречения» является фальшивкой. Он составлен генералами Алексеевым и Лукомским при помощи заведующего канцелярии Ставки Н. А. Базили. <…>.

Мультатули продолжает:

«Таким образом, насильственное разрешение создавшегося положения, в условиях изоляции в Пскове, для Царя было невозможно. А. Н. Боханов пишет: «Фактически Царя свергли. Монарх делал этот судьбоносный выбор в условиях, когда выбора-то, по существу, у него не было. Пистолет был нацелен, и на мушке была не только его жизнь (это его занимало мало), но и будущее страны. Ну а если бы не отрекся, проявил «твердость», тогда все могло бы быть по-другому? Не могло. Теперь это можно констатировать со всей определенностью».

Утром 9-го марта 1917 года царский поезд в последний раз доставил Государя в Царское Село. Император в поезде простился с членами свиты. После остановки состава многие члены свиты поспешно покинули его, стремясь как можно быстрее оставить свергнутого Монарха, пребывание возле которого становилась небезопасным для их благополучия. Государь, в черкеске 6-го Кубанского Казачьего батальона с орденом св. Георгия на груди, молча вышел из вагона и поспешно сел в автомобиль в сопровождении князя В. А. Долгорукова. Через некоторое время автомобиль с Государем и сопровождавший его конвой остановились перед воротами Александровского дворца. Ворота были заперты. Часовые не пропускали царский автомобиль. Через несколько минут к воротам вышел какой-то прапорщик и громким голосом произнес: «Открыть ворота бывшему Царю!». Часовые раскрыли ворота, автомобиль въехал и ворота захлопнулись. Царствование Императора Николая II кончилось – начался Крестный Путь Царя-Мученика».

О преданности Николаю II заявили только два генерала русской армии: генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский и командир 3-го кавалерийского корпуса генерал граф Федор Келлер. Даже великий князь Николай Николаевич был среди тех, кто поставил свою подпись под требованием его отречение.

Святой Иоанн Шанхайский писал: «В грехе Цареубийства повинны не одни физические исполнители, а весь ликовавший народ, допустивший унижение, арест и ссылку Царя, оставивший его беззащитным в руках преступников, что уже само собой предопределяло конец».

В качестве послесловия – несколько слов о роли Императора как верховного главнокомандующего русскими вооруженными силами во время Первой мировой войны. Эту роль он принял на себя, после долгих и мучительных размышлений, в августе 1915 года, когда русская армия, после разгрома под Танненбергом в Восточной Пруссии в августе 1914 года и последующих боёв в Мазурских болотах, находилась в отчаянном положении. Закончились боеприпасы. Снарядный голод. Армия отступала. Именно в этот момент государь принял на себя ответственность за будущее страны. Далеко не все дальнейшие действия русской армии были успешны, но следует отметить, что как только Государь возложил на себя управление армией, прекратилось отступление. Дальше реки Буга германские войска не прошли. В 1916 году на юго-западном фронте армия была в состоянии перейти в контр-наступление и был совершён успешный «Брусиловский прорыв».

Как пишет С.С. Ольденбург в своём труде «Царствование Николая II»:

«Самым трудным и самым забытым подвигом Императора Николая II было то, что он при невероятно тяжелых условиях довел Россию до порога победы; его противники не дали ей переступить через этот порог. Борьба, которую Государю пришлось выдержать за самые последние месяцы своего царствования, в еще большей мере, чем события в конце японской войны, напоминает слова Посошкова о его Державном предшественнике: «Пособников по его желанию не много: он на гору аще и сам десять тянет, а под гору миллионы тянут»… «… Девять лет понадобилось Петру Великому, чтобы Нарвских побежденных обратить в Полтавских победителей. Последний Верховный Главнокомандующий Императорской Армии - Император Николай II - сделал ту же великую работу за полтора года. Но работа его была оценена и врагами, и между Государем и Его Армией и победой стала революция».

Но всего ярче о том же свидетельствует Черчилль (бывший в момент революции английским военным министром) в своей книге о мировой войне: Winston Churchil. The world crisis. 1916-1918. Vol. I. London, 1927. С 223-225:

В этой книге «Мировой кризис. 1911—1918» — фундаментальном труде, посвященном истории первой мировой войны, Черчилль, анализируя обстановку в России, писал о Николае II:

«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена».

Везде любят тиражировать несуществующие высказывания Черчилля о Сталине (которых он никогда не говорил) и совершенно не знают его мнения о Царе Николае. Например, в действительности, всем известная крылатая фраза «принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой» принадлежит не Черчиллю, а одному из британских марксистов - Исааку Дойчеру.

Слова Черчилля о Николае II, содержащиеся в его работе The World crisis 1916-18, не только неизвестны широкой аудитории, они даже мало неизвестны преподавателям ВУЗов, и доцентам факультетов. Эта часть многотомного труда Черчилля на русский язык до сих пор не переведена. Цитата о Николае II приводится обычно по классическому труду русского историка С.С.Ольденбурга «Царствование Императора Николая II». Эту цитату, так как она довольно длинная и заслуживает особого внимания, вы можете прочитать в приложении к данному труду - «Документы».

Как только Государь возложил на себя управление Армией, прекратилось отступление, был побеждён снарядный голод, Армия стала обеспечиваться современнейшей техникой, многие виды вооружений появлялись впервые в мире именно в Русской Армии в период Великой Войны. В Первой Мировой Войне у России было больше фронтов, чем у СССР во Второй, но тогда враг не был допущен не только к столице — он был остановлен на границах Империи, Австро-Венгрия была практически выведена к тому времени из войны. Наши войска воевали глубоко на территории врага в Турции. Русский Экспедиционный корпус успешно воевал во Франции. И, что особенно важно, в стране не было голода. Несмотря на первые тяжелые месяцы и затяжной характер войны, потери составляли около одного миллиона человек. Россия была на пороге победы. Если бы не предательство революционеров и международный заговор против неё.

Царь пал. И вместе с ним пала Россия. Белое движение уже не смогло её спасти. А Лейба Давидович Бронштейн говорил: «Если бы Деникин выкинул лозунг за царя-батюшку, то наша советская власть не продержалась бы и двух недель».

………………………..

В Англии наше слегка улучшенное материальное положение позволило маме совершить два путешествия в Америку: в первый раз – на английском лайнере «Квин Мери», второй раз—на голландском лайнере «Нью-Амстердам». В Америке она жила у своей сестры Елены де Вассаль, в Филадельфии, и у дочери Лели в Детройте. В Филадельфии также проживала ее младшая сестра Мария Шрамченко. После многих лет разлуки три сестры вновь встретились, но уже на чужбине за океаном.

Семья Святослава Шрамченеко оказалась в Америке благодаря его украинским связям. Американские украинцы помогли ему эмигрировать из Европы. Вскоре Святослав стал играть видную роль в многочисленной украинской общине в Филадельфии.

О Шрамченко довольно много написано в Викепедии. Например, о его деятельности на Украине:

«С 19 мая 1920 года по 10 декабря 1921 года он возглавлял Генеральный морской штаб, функции которого исполнял организационно-тактический отдел Военно-морской Управы^. Однако до конца своей жизни в своих многочисленных воспоминаниях он всегда представлял себя лейтенантом, изредка — капитан-лейтенантом».

В статье цитируются слова матери в её книге «Прощай, Россия!» эпилог к которой вы сейчас читаете:

«Святослав был убежденный приверженец украинского национализма, вдовец, …он и по своей наружности и по характеру, очень располагал к себе. Волосы у него были волнистые, русые; брови, широкие и густые, немного прикрывали, затаённые под ними, серые глаза; черты и выражение лица мягкие, приятные и сам он, никого не осуждающий, никому не приносящий неприятности, был тихий и добрый.

В России Шрамченко служил некоторое время в каком-то торговом флоте. Чин офицера и красивый мундир моряка произвели на него неизгладимое впечатление: он всю жизнь придерживался этого вида. В Ромейках Шрамченко носил всегда морскую форму. Чтобы придать ей и себе больше стиля, он никогда не выпускал трубки из рук, если не держал её во рту слегка попыхивая. Над его белыми штанами и синим блейзером, украшенном всякими нашивками и значками, над этим его „морским“ видом у нас в Ромейках слегка, но добродушно, подшучивали».

Каким образом и какими путями нашим другим родственникам в Филадельфии Мишелю и Лёле де Вассаль удалось выбраться из Варшавы, оккупированной немцами во время войны, и потом через Францию добраться до Америки - это, судя по словам самого де Вассаля - целая эпопея, достойная приключенческого романа.

Мама возвращалась из поездок в Америку помолодевшей и повеселевшей.

Однако отец был в подавленном состоянии. Почти никогда не улыбался.

Причина была в следующем. После того, как была создана «Совместная военная школа иностранных языков» («Joint Services School for Linguists»), отец подал прошение о приеме на работу в качестве преподавателя русского языка. Надежды его оказались тщетными. Несколько раз его вызывали в Лондон на собеседование. И каждый раз от приемной комиссии приходил один и тот же ответ—отказ. А все данные у него были: и хорошее (уже к тому времени) владение английским языком и знание русской военно-морской терминологии еще со времен Морского корпуса и службы в Черноморском флоте. (Кажется, отец был во всей Англии единственным кандидатом с такой квалификацией). К тому же у членов комиссии была стопроцентная уверенность в том, что, судя по его политическим убеждениям, по имени, которое он носил, по его биографии, его никак нельзя было заподозрить в симпатиях к Советскому Союзу или работе на него.

Кандидатуру папы поддерживал, даже настаивал на ней, коммандер (капитан) Чарльз Мейтлэнд-Магилл-Крейтон. Хотя чин у него не был таким уж высоким, этот офицер занимал важную и ответственную должность в британской военно-морской разведке. Это был блестящий офицер с уникальными способностями. Он знал десять иностранных языков. Теперь он изучал одиннадцатый – русский. Одаренный дипломат, тонкий психолог из древнего шотландского рода, он мог бы легко стать адмиралом, если бы не одна слабость — слишком большая любовь к шампанскому. «Champagne Charlie» -- «Чарли Шампанский» – было его прозвище среди сослуживцев в британском флоте.

Член комиссии профессор Элизабет Хилл из Кембриджского университета и некоторые лица из Военного Министерства (War Office) выступали против кандидатуры отца. По этому поводу между Адмиралтейством, которое представлял коммандер Мейтланд-Магил-Крейтон, и Военным Министерством даже возник конфликт.

Отец ждал – год, два, три...

В те годы советская агентура работала хорошо на британских островах, в военной, политической и академической сферах.

А отец был для неё открытым врагом.

Может, в этом и была вся проблема?

........................

Tем временем, в начале 50-ых годов в Англии произошло несколько важных событий. Умер король Георг шестой, и на престол взошла молодая королева Елизавета вторая. Мы отправились всей семьей к нашим знакомым, семье Тидмарш, чтобы наблюдать за коронацией, торжествами и парадами по телевидению — довольно новому ещё тогдашнему чуду техники. Телевизор был далеко не у каждой семьи.

На международном политическом фронте в начале 50-ых годов вся Англия была потрясена новостями о бегстве в Советский Союз сначала Гай Берджесса, высокого чиновника британского министерства иностранных дел, знавшего абсолютно все—не только то, о чем говорили, но и то, о чем шептались главы американского и британского правительств. Затем Дональда Маклейна, главы MI-6, одного из отделов британской разведки, а через несколько лет - супер-шпиона Кима Филби, человека номер 2 всей британской Интеллидженс сервис. Фильби отличился в истории тем, что он был единственным человеком, когда-либо награжденным как Орденом Британской Империи, так и Орденом Ленина.

Берджес, Маклейн и Фильби принадлежали к так называемой «Кембриджской пятерке» -- группе педагогов и выпускников этого университета, увлекшихся еще в тридцатых годах идеями «светлого будущего» коммунизма и работавшими на благо его де «будущего».

Хотя профессор Элизабет Хилл была из Кембриджа, ее нельзя было обвинить в принадлежности к кружку Кембриджской Пятерки или даже в симпатии к его взглядам. В таком случае ее антипатия к отцу была бы понятна по политическим соображениям. Отец объяснял ее противостояние его кандидатуре тем, что она была дамой «экзальтированной», витающей в облаках, и типичным опять-таки «синим чулком». Как правило, такие люди из академических кругов презирают тех, у кого нет соответствующих бумажек, подтверждающих их интеллигентность. А у отца такой бумажки не было. В юности он был военным, потом стал помещиком, потом беженцем, а педагогического опыта у него вовсе не было. А может быть, профессор Хилл была действительно заражена общей левизной среди английской интеллигенции тех времен и об этом молчала?

С бегством Дональда Маклейна в Советский Союз проблемы британской разведки не прекратились.

Весной 1956 года новые лидеры Советского Союза, Булганин и Хрущев, решили сделать вылазку на «Запад» и посмотреть собственными глазами на то, что там происходит. Со времен Ленина никто из советских вождей «за рубежом» не бывал. “B & K Visit U.K” («Визит Б & К в О.К.») кричали заголовки английских газет.

Товарищи Булганин и Хрущев прибыли в Англию на борту нового скороходного крейсера «Орджоникидзе». Он стал на якорь в гавани Портсмута в поле зрения музейного корабля «H.M.S. Victory» («Победа») флагманского корабля адмирала лорда Нельсона в Трафальгарском бою 1805 года (корабль «Виктория» как назвал бы его Пётр Первый).

Британская морская разведка очень интересовалась устройством киля, винтов двигателя, а также конструкцией днища русского крейсера. Причем в ее поле зрения всё это хотелось увидеть поподробнее, в деталях. Была подготовлена сверхсекретная миссия. Днище корабля должен был исследовать водолаз, коммандер Лайонел Крэбб, и с этой целью он погрузился в мутные воды Портсмутской бухты и, хотя он сам этого не сознавал, в ещё более мутные воды «международной геополитики». С этого задания коммандер Крэбб не вернулся.

Через некоторое время английские газеты сообщили об исчезновении Крэбба. А спустя год с небольшим в акватории Портсмута был найден сильно изувеченный труп водолаза. Но на все вопросы прессы британское Адмиралтейство давало лишь очень уклончивые ответы. Спекуляции по поводу дела коммандера Крэбба не прекращаются до сих пор.

За год до исчезновения Крэбба в Севастопольской гавани (российский эквивалент Портсмута) был взорван линкор «Новороссийск», унесший жизнь около 600 моряков. Линкор «Новороссийск» – это бывший «Юлий Цезарь» итальянского военно-морского флота, который Советский Союз получил в качестве трофея после окончания войны. Его гибель тоже окутана тайной и разными спекулятивными версиями. Самая вероятная из них — взрыв, потопивший корабль, был делом рук итальянских водолазов под руководством князя Боргезе, великого специалиста по таким операциям. Во время войны Боргезе сумел взорвать и послать на дно два английских линкора «Валиэнт» и «Квин Элизабет» и один танкер в гавани Александрии. Он же дал клятву на шпаге, что «Юлий Цезарь» никогда не достанется Советскому Союзу в качестве трофея. Если это действительно так, то потопление «Новороссийска» можно назвать последним выстрелом Второй Мировой войны.

Дело коммандера Крэбба, как и потопление «Новороссийска» - одна из больших загадок и тайн Холодной войны. До сего дня оно держится под секретом, несмотря на английский закон о разглашении государственных тайн по истечении 30 лет. То есть по правилам документы должны были быть рассекречены уже в апреле 1986 года. Однако документы по делу коммандера Крэбба не будут рассекречены даже ранее 2057 года. Очевидно, есть веские причины для столь долгого их замалчивания под грифом «совершенно секретно».

…………………

1956 год был действительно насыщен событиями. Мне было тогда 17 лет, и я уже сам был в состоянии следить за тем, что происходило в мире и делать некоторые выводы. В феврале того же года Хрущев выступил с «Тайной речью» на XX-ом Съезде компартии, в которой он обличил «Культ личности Сталина» и связанные с ним злодеяния. Лишь постепенно мир осознал всю значимость этого события.

В начале лета 1956 года стали поступать сообщения, сначала из Польши, а затем из Венгрии, о новом росте антисоветских настроений.

После целого десятилетия режима Матьяша Ракоши, старого коммуниста и товарища Бела Куна («Палача Крыма»), и беспредельного террора АВО (венгерского варианта Чека или НКВД) венгры стали требовать большей внешней независимости и внутренней свободы.

Одновременно назревал Суэцкий кризис. Осенью 1956 г. оба кризиса, как нарывы, «лопнули».

Египетский президент Гамаль Абдель Насер решил «национализировать» Суэцкий канал, принадлежавший Компании Суэцкого канала, главными акционерами которой являлись Англия и Франция. Войска этих стран, к которым присоединились войска Израиля, высадились в районе Суэцкого канала и захватили его. Однако по настоянию Соединенных Штатов они вскоре оттуда отошли. Операция кончилась фиаско для Англии, Франции и Израиля.

Пожалуй, эта была последняя попытка бывших колониальных держав Великобритании и Франции проявить свою волю вооруженным путем в заморских краях.

Тем временем восстала Венгрия. Чем это кончилось, всем известно. Восстание было подавлено войсками под командованием маршала Жукова. «За подавление венгерского фашистского мятежа» он получил 4-ую звезду Героя Советского Союза. 2 ноября 1956 года Венгрия обратилась за защитой в ООН. СССР использовал своё право вето.

Подавление венгерского восстания обошлось Советскому Союзу в 3500 солдат и офицеров убитыми. Небольшие потери по сравнению с венгерскими - около 20 тыс. убитыми и от 200 до 300 тысяч беженцев на Запад. Венгры смотрели в небо и ждали обещанный по радио «Свободная Европа» десант западных войск. Ждали зря. Западные страны бросил Венгрию на произвол судьбы. И на произвол СССР и его немалоизвестного маршала Жукова, у которого в подавлении разных восстаний, еще с Тамбовского, был богатый опыт.

Во время венгерского восстания температура Холодной войны – от холодной до горячей - поднялась до опасно высокого уровня. В последствии этой температуре суждено было подняться еще выше.