Волконские в битвах с Бонапартом

(О шести выдающихся военачальниках и об одном неизвестном участнике этих войн - прямом предке автора сей статьи)

Князь Олег Валентинович Волконский

Сначала в качестве предисловия несколько слов о роде Волконских.

Князья Волконские происходят от Рюрика от Олега Святославовича - бесстрашного полководца времен Киевской Руси, наводившего страх на своих врагов своей крылатой фразой "Иду на вы!", а также от святого князя Михаила Черниговского, казненного в 1246 году в Орде. Он отказался совершить языческий ритуал - пройти между огнями и поклониться идолу. Михаил был обезглавлен.

Младший сын Михаила Черниговского Юрий получил в удел Тарусу.

Родоначальником рода Волконских считается князь Иван Юрьевич "Толстая голова". Он получил это прозвище из-за того, что в сражениях был много раз ошеломлен, и у него на голове под шлемом выросли шишки.

Оба сына Ивана пали на Поле Куликовом в 1380 году. Сохранив титул князя Тарусского, Иван Юрьевич получил во владение небольшие вотчины на реке Волкона или Волхона (почти ровно в ста километрах западнее Тулы). От имени этой реки его правнуки стали называться князями Волконскими и от них происходят три ветви этого рода

Сохранив свой суверенитет, Волконский удел Тарусского княжества некоторое время был самостоятельным. В XVI в. княжество перешло на служение царям Московским.

Как и у феодальных аристократов, имевших владения в странах Европы, у удельных русских князей были два основных вида деятельности - военный и земледельческий.

На протяжении столетий Волконские защищали рубежи страны от нашествий и набегов татар на востоке и юге, от поляков и литовцев - на западе. Несколько десятков представителей рода пали на разных полях сражений. К концу XVII века их насчитывалось сорок с лишним человек. Но лишь некоторые из Волконских за особые заслуги получили боярство. Только в XVIII в. князья Волконские начали занимать высокие государственные должности. Впоследствии из рода вышло много военачальников.

Петр Михайлович Волконский (1776 - 1852)

Князь Пётр Михайлович Волконский принадлежал к первой (старшей) ветви рода. Среди многих заслуг Фельдмаршала можно считать основание русского генерального штаба; он был учредителем Петербургского военного училища колонновожатых, из которого и стал комплектоваться генеральный штаб российской армии.

Службу Волконский начал в конной гвардии, затем был переведен в лейб-гвардии Семеновский полк. В 1793 г. он получает свой первый офицерский чин. В 1797 г. он становится полковым адъютантом Семеновского полка и сближается с его шефом великим князем Александром Павловичем. В марте 1801 г. он принимает участие в подготовке дворцового переворота против Павла I, который привел Александра I на российский престол.

После переворота Петр Волконский в чине генерал-майора назначен помощником начальника военно-походной его императорского величества канцелярии, а в день коронации Александра I становится генерал-адъютантом. Он переезжает жить в Зимний Дворец.

Не только служба, но и близкая дружба связывала Волконского с Александром I до конца жизни царя. Он стал его неразлучным спутником и присутствовал при кончине царя в Таганроге.

В кампанию 1805 г. Волконский сначала занимал пост дежурного генерала и генерал-квартирмейстера при командующем русским вспомогательным корпусом генерале Ф. Ф. Буксгевдене, а после соединения с главными силами русской армии под командованием М. И. Кутузова - дежурного генерала объединенной русско-австрийской армии.

2 декабря 1805 года недалеко от моравского города Брно на территории нынешней Чешской Республики состоялась битва под Аустерлицем - решающее сражение наполеоновской армии против Русско-австрийской. Сражение вошло в историю как "битва трёх императоров", поскольку в этой битве сражались армии императора французского Наполеона, австрийского Франца II и русского Александра I.. Это - одна из крупнейших битв наполеоновской эпохи, и кончилась она, как известно, блестящей победой французского императора.

Союзная армия насчитывала примерно 85 тыс. человек - 60-тысячная армия русских и 25-тысячная австрийская армия с 278 орудиями под общим командованием генерала М. И. Кутузова. Против нее на поле боя стояло 73,5 тыс. человек неприятеля со значительно меньшим количеством орудий. Кроме того, для того, чтобы к ним присоединиться, корпусу Даву пришлось совершить форсированный марш из Вены - сто километров за 48 часов. Он прибыл к месту сражения за несколько часов до его начала, когда уже была ночь, и занял позицию далеко на южном фланге французских войск. Однако, Наполеон считал, что у него было достаточно сил для победы. За его спиной, но в глубоком тылу стояло в резерве еще 200 тысяч человек. Демонстрировать превосходящие силы Наполеон не хотел. Около 3 часов ночи 2 декабря 1805 г. угадав намерения неприятеля, Наполеон принял решение заманить союзные войска в атаку против своего правого фланга, а потом ударить главными силами прямо по ослабленному центру неприятеля и расколоть его армию на две части.

Битва началась в 7 часов утра на правом фланге французов, где была скована большая часть союзных войск. Выждав некоторое время, Наполеон безошибочно подобрал момент для своего сокрушительного удара. Поперек пути стояли Праценские высоты, занимаемые русскими.

Удар был ошеломляющим. Помогла и природа. Неожиданно из тумана и дымки боя появились у подножия высот французы. На их штыках отражались лучи красного утреннего солнца. Французы дали залп и бросились в штыки. Завязались ожесточенные бои. Отчаянные попытки русских сил вновь их отбить не увенчались успехом. Тем временем на левом фланге союзных войск начал царить хаос. Полную бездарность проявил австрийский генерал Буксгевден, разделив свои войска на две части и приказав им идти в разные стороны.

Около 13:00 в центре состоялась атака русской гвардии. 3 тысячи русских гвардейцев были брошены против французов. Гвардейцы бились отчаянно. Им удалось прорвать передовые французские ряды, но они были вскоре остановлены. Тогда в бой бросились два эскадрона русской конной гвардии. Пехотная гвардия перестроилась и присоединилась к атаке. Между густыми рядами противника кавалергарды налетели на батальон французского 4-го линейного полка и отняли знак его боевого отличия - орла. Однако этот подвиг, за которым спокойно наблюдал Наполеон, носил локальный характер и никак не мог повлиять на общий ход событий.

Потери союзных войск составили 27 тыс. человек, 180 пушек, 40 знамен. Поражение было сокрушительным. Французы потеряли 1305 убитыми, около 7 тысяч ранеными, 570 взятыми в плен и одно потерянное знамя.

После этой битвы австрийский император Франц заявил Александру о том, что продолжать борьбу бессмысленно. А Александр 1 отметил: "Мы младенцы в руках гиганта".

Известно, что Кутузов с самого начала был принципиально против того, чтобы дать бой Наполеону под Аустерлицем. Характерно, что он хотел сначала отступать, дождаться подкреплений, растянуть пути сообщения противника и только потом вступить в сражение. Но молодой царь Александр, австрийский император Франц II и австрийские генералы, хотевшие отомстить Наполеону за недавние поражения от его рук - все жаждали боя. Их голоса перевесили. Предчувствуя исход, Кутузов дремал на военном совете накануне сражения.

Однако хотя русские войска и потерпели тяжелое поражение, Аустерлицкая битва не обернулась для них полной катастрофой. Основная часть армии - примерно 50 тысяч человек и более половины артиллерии, несмотря на натиск и обстрелы неприятеля, отступили в хорошем боевом порядке, чтобы продолжать борьбу в другой раз.

Это случилось в январе 1807 г. при Прейссиш-Эйлау в Восточной Пруссии. На сей раз союзником России была Пруссия. На поле боя обрушилась вьюга и снежная пурга. Русско-прусские войска (значительное большинство из них русские) под командованием графа Беннигсена потеряли 23 тысячи убитыми и ранеными, французы - 22 тысячи и 5 пять знамен. Одна из самых кровавых битв в череде наполеоновских войн кончилась вничью. Это было также первым крупным сражением, из которого Наполеон не вышел явным победителем.

Под Аустерлицем помимо Петра Михайловича, отличились еще два представителя рода Волконских - Николай Григорьевич Репнин-Волконский и Дмитрий Михайлович Волконский. О них мы поговорим в отдельных, посвященных им статьях.

В статье, посвященной Петру Михайловичу на интернет сайте "Хронос", основанной на материалах книги: Соловьев Б.И. Генерал-фельдмаршалы России. Ростов-на-Дону, "Феникс" 2000, мы читаем:

"Под Аустерлицем Волконский отличился, показав необычайное мужество и присутствие духа. Когда бригада С. М. Каменского, атаковавшая Праценские высоты, была отброшена превосходящими силами противника, он, взяв знамя Фанагорийского полка, пошел в атаку на французов. Фанагорийцев поддержали солдаты Ряжского пехотного полка и в едином порыве ударили на неприятеля. Трижды французы контратаковали и трижды русские отбрасывали их назад. Кутузов, на глазах которого все это происходило, писал впоследствии Александру 1: "В Аустерлицком сражении князь Волконский оказал достоинства, кои при несчастии более видны, нежели при счастливом сражении. Он не только отличался храбростью, но благоразумием и сохранением всего нужного при подобных случаях хладнокровия, способствуя под самым огнем неприятельским троекратно к собранию людей Фанагорийского и Ряжского полков, с которыми и мог я в некотором порядке ретироваться".

«…с которыми и мог я в некотором порядке ретироваться» - ключевые слова от Кутузова, в которых он признает, что своими действиями Пётр Михайлович Волконский «прикрыл» отступление русской армии во время катастрофы под Аустерлицом.

Немалая заслуга, если это так!

За этот бой князь Волконский был удостоен ордена св. Георгия 3-й степени.

После «Битвы Трех Императоров» на полях бывшей Австро-Венгерской Империи недалеко от города Брюн, или сегодняшнего Брно, наступило перемирие. У Австрии не осталось ни сил, ни желания воевать дальше против Наполеона. Россия зализала свои раны.

Перемирие длилось недолго. Уже осенью 1907-го Россия находилась в новом состоянии войны против французской третьей республики, ставшей затем наполеоновской империи. На сей раз её союзником была Пруссия.

После военных действий в Пруссии в 1807 году, в течение которых вслед за ожесточённой битвой под Прейссиш-Эйлау зимой того года, в июне Наполеон разгромил русскую армию Беннигсена при Фридланде, Александр I был вынужден искать мира. Наступило очередное перемирие. Состоялась историческая встреча двух императоров на барже на реке Неман у городка Тильзит. Петр Михайлович сопровождал царя. Наполеон тоже желал не только мира, но и союза с Александром против Англии. В результате мирных переговоров русский царь повернул свою политику в отношении Франции на 180 градусов. Главный пункт Тильзитского договора оставался тайным: Россия и Франция обязались помогать друг другу во всякой наступательной и оборонительной войне, где этого могут потребовать обстоятельства. Россия признала все завоевания Наполеона. Между Россией и Францией началось активное сотрудничество. Англия была изолирована. Теперь французский император почувствовал себя хозяином Европы.

Во многих аспектах Тильзитский мир очень напоминает пакт двух диктаторов Сталина и Гитлера, который 132 года спустя, подпишут Молотов и Риббентроп. После некоторого перемирия Наполеон нападет на Россию. То же самое сделает Гитлер. Тоже в июне, тоже на третьей неделе.

В Тильзите Волконский был представлен Наполеону. В рамках нового франко-русского сотрудничества он получил приказание от Александра отправиться во Францию для изучения французской армии и устройства французского генерального штаба. Расположение к нему Наполеона было хорошее. Он пригласил его на все маневры и смотры французской армии. В 1809 году началась новая война Франции с Австрией, Наполеон умел ценить людей и предложил Волконскому сопровождать его в походе; Петр Михайлович дипломатично и вежливо отклонил предложение и в 1810 г. вернулся в Санкт-Петербург к своему государю. Отчет Волконского император Александр I нашел очень полезным и назначил его начальником квартирмейстерской части.

Волконский много сделал в этой должности. Он заложил основы русского Генерального штаба. По словам Брокгауза и Эфрона: "Здесь он обнаружил выдающиеся способности, сумел победить все затруднения, происходившие от разнородности состава союзных армий, неудовлетворительности устройства их хозяйственных и административных частей, и разногласия во мнении различных военачальников".

При "Отце российского Генштаба" были разработаны основной порядок штабной службы, положения о полевом управлении армией, создано хранилище карт иностранных государств, составлена новая карта России. Петр Михайлович основал училище колонновожатых и создал библиотеку Главного штаба, пожертвовав 500 книг.

Когда началась Отечественная война, Петр Михайлович находился при Александре I, рядом с которым провел первую часть кампании 1812 года. После Бородинского сражения и отступления от Москвы царь направил его к Кутузову для расследования обстоятельств сдачи столицы. Осенью 1812 года Волконский находился при Кутузове. В депеше Александру он писал: "Смело могу уверить, что Наполеону трудно будет вырваться из России".

С этого момента начинается, можно сказать, его "партизанская" деятельность. Командированный в Витебскую губернию, Волконский сформировал там отряд, с которым присоединился к генералу Витгенштейну. Участвовал в боях при переправе французской армии через Березину. Наполеон пришел в Россию с более чем полумиллионной и многонациональной армией. Покидая ее, примерно 35 тысяч человек переправились через Березину.

В декабре 1812 г. князь Петр Михайлович Волконский назначен начальником Главного штаба действующей армии. Как отмечают все источники, он внес огромный вклад в планирование кампаний 1813-14 и 1815 годов. В материалах "Военной Энциклопедии", издания 1910 года, которые приводятся ниже с мелкими корректурами, мы в частности читаем, что "Волконский первый оценил выгоды стратегического положения в Богемии и указал на Лейпциг как на пункт, где должна решиться судьба Наполеона и Германии. Перед вторым Кульмским боем знания его о точном расположении всех наших колонн дали возможность в ночь на 18 августа стянуть их на поле сражения. Несмотря на противодействие австрийского главнокомандующего союзными войсками князя Шварценберга, Волконский настоял на движении соединенных армий к Парижу и, разработав план его взятия, участвовал в этой операции.

Волконский находился безотлучно при государе в Париже и сопровождал его в Вену на конгресс, а когда последний был прерван бегством Наполеона с острова Эльбы, на Волконского было возложено поручение координировать действия 225-тысячной русской армии с союзными силами и стянуть ее с Вислы к Рейну.

12 декабря 1815 г. было утверждено положение о Главном штабе, и Волконский был назначен его начальником. В 1817 году он был произведен в генералы от инфантерии. В 1823 г. столкновение с графом Аракчеевым по поводу сметы Военного министерства заставило Волконского просить о заграничном отпуске. Он отправился в Карлсбад и по возвращении в Вену был удостоен высочайшей милости - награждения орденом Св. Андрея Первозванного. В 1824 г. Волконский был отправлен чрезвычайным послом, чтобы присутствовать на коронации французского короля Карла X".

Петр Михайлович оставался другом своего государя как при жизни Александра I, так и при его смерти. Он сопровождал гроб императора из Таганрога до Петербурга.

С воцарением императора Николая I Волконский был назначен министром императорского двора. В 1834 г., в день открытия памятника императору Александру I (Александровская колонна), Волконскому был присвоен титул светлости, в 1837 г. он был назначен генерал-инспектором всех запасных войск. В 1839 г. после высочайшего смотра войск на Бородинском поле Волконский был назначен шефом Белозерского пехотного полка, а в 1843 г. пожалован в генерал-фельдмаршалы.

Цитата: Православно-Державный календарь

«Достопамятные дни России»

«Светлейший князь, генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант.

В начале Отечественной войны 1812 г. находился при Императоре Александре I для выполнения особых поручений. В 1812-14 г. состоял начальником Главного штаба при генерал-фельдмаршале свет. Кн. Голенищеве-Кутузове-Смоленском. С 1815 г. по 1823 г. фактически возглавлял управление русской армией, занимая должность начальника Главного штаба Е.И.В.

Удостоен всех высших российских орденов, до святого апостола Андрея Первозванного.

Скончался в С.-Петербурге на 77-м году жизни и похоронен в Введенской церкви лейб-гвардии Семеновского полка. На похоронах присутствовал Император Николай I и сам нес гроб своего верного слуги».

С воцарением императора Николая I Волконский был назначен министром императорского двора. В 1834 г., в день открытия памятника императору Александру I (Александровская колонна), Волконскому был присвоен титул светлости, в 1837 г. он был назначен генерал-инспектором всех запасных войск. В 1839 г. после высочайшего смотра войск на Бородинском поле Волконский был назначен шефом Белозерского пехотного полка, а в 1843 г. пожалован в генерал-фельдмаршалы.

По свидетельству современников Волконский отличался педантичностью и твердостью характера, за что получил в светском обществе прозвище "каменный князь".

Петр Михайлович был женат на своей дальней родственнице княжне Софье Григорьевне Волконской (родной сестре Сергея Григорьевича Волконского "декабриста" и Николая Григорьевича Репнина-Волконского) и имел двоих сыновей и дочь. Когда он приезжал в Москву, то жил в подмосковной усадьбе Суханово, которую он унаследовал от тети Екатерины Алексеевны Волконской, урожденной Мельгуновой (дочери генерал майора Петра Алексеевича Мельгунова, воевавшего во второй русско-турецкой войне в царствование Екатерины II в армии фельдмаршала Румянцева).

Следует отметить, что Пётр Михайлович, используя своё положение и влияние при дворе уже нового императора российского, Николая I-го, сделал всё, что было в его силах, чтобы смягчить приговор ему дальнему родственнику, Сергею Григорьевичу Волконскому, (смертный приговор – через отсечение головы) за участие в восстании «Декабристов» в 1925 году.

Тётя Петра Михайловича, княгиня Екатерина Алексеевна, была замужем за генерал-лейтенантом, членом Военной коллегии князем Дмитрием Петровичем Волконским. Она овдовела 30 сентября 1812 года. Её муж скончался от ран, полученных на Отечественной войне. Над его могилой в 1813 году по проекту одного из самых известных архитекторов тех времен Д. Жилярди она построила церковь Святителя Дмитрия Ростовского.

Петр Михайлович очень любил Суханово и вместе с супругой благоустраивал усадьбу, стоящую над озером. Архитектурный ансамбль обнимает великолепный парк. "Живу совершенно как в раю, - писал он отсюда в Петербург, - никуда не тороплюсь, ответственности никакой, делаю, что хочу". В оранжереях князь выращивал ананасы и мандарины, которыми снабжали Москву.

Однако начиная с 1830-х годов жизненные пути Петра Михайловича и Софии Григорьевны начали расходиться. Он жил отдельно от жены, а она проводила много времени за границей. По словам одного современника, гравера Ф. И. Иордана, «у Волконского было много поклонниц, искавших его расположения из-за материальных выгод, но победила всех вдова коллежского асессора Прасковья Николаевна Жеребцова, урожденная Толстая (1789—1867). Она была в высшей степени любезного обхождения и симпатичной наружности, в которой не было ни малейшей натянутости. Черты её лица были не особенно красивы, но она нравилась с первого раза, и не удивительно, что она пленила князя и он остался ей верен до последнего часа жизни»

В наши дни Суханово находится в 6-и километрах южнее московской внешней кольцевой дороги. В советские времена коммунисты осквернили Суханово. Могилы из мавзолея-усыпальницы князей Волконских выбросили на двор, в том числе и могилу князя Дмитрия Петровича, героя кампании 1812 года. Когда в советские времена усадьбой овладели новые хозяева, Союз Архитекторов СССР, домовой храм покровителя рода святого Дмитрия Ростовского разрушили, а Мавзолей превратили в столовую. Там. до 1990-ых годов, устраивали вечеринки, свадьбы, и пляски на костях князей. А гробы из усыпальницы использовали в качестве корыт для скота.

Николай Григорьевич Репнин-Волконский (1778-1845)

Николай Григорьевич принадлежал ко второй (средней) линии Волконских. По матери он был внуком фельдмаршала князя Н. В. Репнина, фамилия которого перешла ему по специальному указу императора Александра I в 1801 году, - "да род князей Репниных, столь славно отечеству послуживших, с кончиною последнего в оном не угаснет, но, обновясь, пребудет навсегда, с именем и примером его, в незабвенной памяти Российского дворянства."

Заслуги Николая Григорьевича Репнина-Волконского перед Россией очень велики. Но, если задать себе вопрос - чем он особенно отличился, и за что его больше всего будут помнить потомки, то мне кажется, что таких причин - четыре. Во-первых, он был во главе той знаменитой атаки 4-го эскадрона кавалергардов под Аустерлицем, сорвавшего в той битве единственное вражеское знамя. Во-вторых, он был первым в истории русским военачальником, взявшим Берлин. В-третьих, он был единственным русским человеком, ставшим на время правителем с практически неограниченными полномочиями - вице-королем целого германского королевства. Ни до, ни после такого не бывало. В-четвертых, будучи губернатором Малороссии - нынешней Украины - он внес очень значительный вклад в облегчение жизни населения этого края, где его очень полюбили.

Хотя у князя Репнина-Волконского была одна из самых блестящих военных и государственных карьер в истории России XIX века, она одновременно была и одной из самых печальных.

Продвижение молодого Николая Волконского вверх по служебной лестнице было стремительным, и с юных лет карьера забрасывала его в дальние края.

Окончив кадетский корпус, он поступил в лейб-гвардии Измайловский полк, а затем в Лейб-гусарский полк. Служил в 1795-1796 гг. в Польше. В следующем году в 19-летнем возрасте был назначен флигель-адъютантом императора Павла I. Тут, можно полагать, некоторую роль сыграли не столь его собственные заслуги, сколь заслуги его отца - генерала от кавалерии Григория Волконского, сподвижника графа Румянцева и Суворова.

В 1798 г. князь Николай Волконский был откомандирован в числе свиты в Берлин на коронацию прусского короля Фридриха-Вильгельма III. После этого он посетил Вену, где в то время находился фельдмаршал князь Н. В. Репнин, его дед.

В 1799 году в чине ротмистра он принимал участие волонтером в кампании в Голландии в рядах корпуса генерала Германа. Эта экспедиция окончилась неудачей и поражением русских войск при Бергене. Волконскому удалось избежать плена и переместиться на борт английского фрегата H.M.S. Sensible ("Сенсибль"), патрулирующего у берегов Франции и острова Джерси во время первой анти-наполеоновской коалиции европейских государств. Он заслужил расположение английского военачальника герцога Йоркского. Таким образом, Волконский успел прослужить некоторое время даже в британском флоте.

Император был к молодому князю милостив, но, как известно, у Павла был вспыльчивый характер, и он мог иногда принимать совсем необоснованные решения. Однажды князь это испытал на себе. Посланный императором к его супруге императрице Марии Федоровне, он не успел сразу явиться на звонок Павла. Волконский начал объясняться, на что Павел закричал: "В Сибирь"!, а на просьбу князя дать ему время проститься с семьей, ответил: "Можешь, и прямо в Сибирь". Потом Павел понял, что князь, им же посланный, никак не мог сразу явиться на его звонок и даже извинялся перед ним. Что тоже было типично.

В 1800 г в 22-летнем возрасте Николай Григорьевич - уже полковник, а два года спустя переводится в Кавалергардский полк.

Во главе 4-го эскадрона этого полка он принимает участие в сражении под Аустерлицем. Как известно, из отчаянной атаки этого эскадрона вместе с захваченным французским знаменем в живых вернулись только 18 человек, а сам Репнин-Волконский, контуженный и раненый в грудь, был взят в плен. Наполеон, отозвался о подвиге с похвалой. Лев Толстой в романе "Война и Мир" описывает сцену следующими словами:

Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.

- Кто старший? - сказал он, увидав пленных.

Назвали полковника, князя Репнина.

- Вы командир Кавалергардского полка императора Александра? - спросил Наполеон.

- Я командовал эскадроном, - отвечал Репнин.

- Ваш полк честно исполнил долг свой, - сказал Наполеон

- Похвала великого полководца есть лучшая награда солдату, - сказал Репнин.

- Я с удовольствием отдаю ее вам - сказал Наполеон.

Среди литературоведов есть мнение, что прототипом для образа князя Андрея Болконского в "Войне и Мире" послужил именно Репнин-Волконский. Но с другой стороны сцена, в которой Наполеон, объезжая поле сражения, видит раненного князя Андрея: "Voila une belle mort", ("Вот прекрасная смерть") происходит в другом месте, на Праценских высотах, где в действительности происходили контратаки другого героя - князя Петра Михайловича Волконского.

К тому же, ни Николай Сергеевич Репнин, ни Петр Михайлович Волконский во время наполеоновских войн после Бородинской битвы от ран не погибли. Погибает третий представитель рода - князь Дмитрий Петрович в сентябре 1812 года. Вывод один: герой романа Толстого "Война и Мир" Андрей Болконский - собирательный образ. Собирательный образ, мне кажется, не только рода Волконских, но и всей русской аристократии.

Как бы то ни было, Репнин-Волконский был эвакуирован в аббатство Мельк на берегу Дуная, где ему был предоставлен хороший уход.

В Мельк к нему прибыла его супруга Варвара, сопровождавшая его во время австрийской кампании. Наполеон разрешил ей ухаживать за раненным мужем. Французский император намеревался освободить Репнина под честное слово, что он не будет более сражаться против Франции, но Репнин на это не согласился, сказав, что он принял присягу служить своему Государю до последней капли крови и не может изменить своей клятве. Наполеон, тем не менее, освободил из плена Репнина и после того, как тот оправился от ран, направил его к Александру I с предложением начать мирные переговоры.

Но война продолжалась. Царь Александр наградил Репнина орденом св. Георгия 4-ой степени "В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 20 ноября при Аустерлице против французских войск".

В начале 1809 года Репнин-Волконский вновь отправляется в дальний путь. Его назначают (это было после "встречи на Немане") чрезвычайным посланником при Вестфальском короле Иерониме - брате Наполеона; при этом назначении он получил инструкцию, в которой подчеркивалось, что вся русская политика направлена на самое дружеское единение и доброе согласие между Францией и Россией ("l'union la plus intime et bonne harmonie"). Репнин должен был при всяком удобном случае давать знать королю о дружественном к нему расположении Императора Александра _. Императрица Мария Федоровна ввиду родственных ее связей с Вюртембергским домом дала Репнину рекомендательные письма королю.

Однако у Репнина-Волконского была двойная миссия - с одной стороны дипломата, а с другой стороны - разведчика. Это практикуется испокон веков.

В Касселе, столице Вестфалии, король Иероним принял русского посланника очень любезно. Репнин-Волконский погрузился в жизнь двора и общество королевства и даже был избран членом Геттингенского ученого общества. Но через некоторое время из Петербурга приходит новое поручение - переместиться в Мадрид. Репнин неохотно уезжает и останавливается по пути в Париже. Там он получает похожую на прежнюю инструкцию - говорить о мире и тесном союзе с Францией. "Я не имею", писал

Александр I, "более тесного союза и не знаю более полезного для России, чем тот, который существует между мною и Наполеоном". Тем не менее, Репнину поручалось следовать далее в Испанию и узнать досконально об истинном положении дел в стране и осторожно сообщать об этом. Он должен был демонстрировать преданность королю Испании Иосифу (также брату Наполеона), но не компрометировать себя.

А в Испании шла партизанская война, которую Наполеон называл: "Моя кровоточащая язва". Повстанцев поддерживала Англия.

Наполеон не собирался допускать Репнина в Испанию. Приняв его у себя, французский император был чрезвычайно с ним любезен, вспоминал об Аустерлице, познакомил его с супругой, убеждал остаться в Париже, ибо в Испании было "слишком жарко" в это время года (лето 1809 года) и т.д. Несмотря на все просьбы Репнина разрешить ему ехать по назначению, разрешения он не получил. Вместо этого, Наполеон настоятельно приглашал его отправиться в Фонтенбло на разнообразные праздники, балы и увеселения.

Наполеон на каждом шагу оказывал Репнину знаки высокого почета и гостеприимства; Репнин танцевал с королевой Голландской, обедал за одним столом рядом с Наполеоном и французской императрицей.

Настала осень; в Испании уже не было так "жарко", как летом. Репнин опять просил прощальную аудиенцию, чтобы благодарить за милостивый прием и - следовать в Мадрид. На сей раз Наполеон сообщил Репнину, что ему не надо ехать в Мадрид, так как Португальская экспедиция еще не закончена, и что там "опасно". Репнин писал в Петербург, что французское правительство опасалось, чтобы чужестранные державы в точности не узнали настоящее положение дел в Испании. Проживая праздно в Париже, и несмотря на все палки, которые Наполеон ему ставил в колеса, Репнину удалось многое узнать. Он успел отправить в Мадрид члена своей миссии Моренгейма, с которым он установил переписку при помощи особых курьеров и особого секретного шрифта.

Таким образом, он сообщал в Петербург сведения о ходе партизанской войны за Пиренеями. Репнин также сообщил о действительном расположении французских войск в Европе и, кроме того, прислал точную копию карты Германии, на которой были отмечены все новые приобретения Франции.На первый взгляд казалось, что Александр и Наполеон обменивались любезностями и комплиментами, а на самом деле обе стороны готовились к войне.

В письме от 19 февраля 1811 г. королю Пруссии Фридриху-Вильгельму Александр I писал, что по имеющимся у него в Париже достоверным источникам, Наполеон уже решился на войну с Россией, но хотел, чтобы Россия ударила первой. Далее царь писал, что Наполеон дошел бы в своих действиях и дальше, если бы ему не помешала неблагоприятная обстановка в Испании.

Ввиду явного нежелания Наполеона пропустить его в Испанию, Репнин бы отозван в Петербург в марте 1811 года.

Так закончилась миссия Репнина-Волконского в Париже. Впрочем, она совпала по времени с пребыванием во французской столице князя Петра Михайловича Волконского, у которого тоже было свое особое поручение - изучать, как работает французский генеральный штаб. Судьба распорядилась так, что потом Петру Михайловичу довелось разработать план взятия этого города и лично подписать ордер на арест французского

Императора.

24 июня Наполеон пересек реку Неман и напал на Россию.

Из письма Наполеона Бонапарта императрице Жозефине: "Мой друг, я перешел через Неман 24-го числа в два часа утра. Вечером я перешел через Вилию. Я овладел городом Ковно. Никакого серьезного дела не завязалось. Мое здоровье хорошо, но жара стоит ужасная".

Репнин-Волконский назначен командиром 9-ой кавалерийской дивизии, входившей в корпус Людвига Витгенштейна, цель которого была защищать Санкт-Петербург. Он участвует в нескольких сражениях подряд - при Клястицах, Свольной, Полоцке, Чашниках и был награжден орденом св. Георгия 3-й степени и золотой шпагой с алмазами "За храбрость".

После разгрома наполеоновской "Grand Armee" (Великой Армии) в России военные действии перекинулись на германскую территорию. В составе новой, очередной коалиции против Наполеона выстроились три союзные державы - Россия, Пруссия и Австрия. В 1813 году, будучи в авангарде армии под командованием Витгенштейна, перейдя реку Одер у Кюстрина, Репнин-Волконский преследовал французов до Эльбы и 20 февраля 1813 г без сопротивления занял Берлин.

За благоразумные распоряжения при занятии Берлина он был пожалован в генерал-адъютанты и состоял при Императоре во время сражений при Дрездене (где Наполеон одержал тактическую и свою последнюю победу) и при Кульме.

За заслуги в германских землях он был награжден бриллиантовыми знаками к ордену св. Анны 1-й степени и австрийским крестом Леопольда.

Назревал кульминационный пункт прусской кампании - "Битва Народов" (в ней принимали участие представители 13-и народов) под Лейпцигом. Это было еще невиданное по своим масштабам сражение - по несколько сот тысяч человек с обеих сторон. Только через сто лет - во время Первой мировой войны - мир увидит военные операции такого масштаба.

Королевство Саксония воевало на стороне Наполеона. Однако почти 6 тысяч саксонцев перешли на сторону союзников в самом разгаре битвы под Лейпцигом. После своего поражения Саксонский король Фридрих-Август, оказался в плену и был отправлен в Берлин. От имени трех союзных держав Репнин-Волконский был назначен генерал-губернатором, то есть вице-королем Саксонского королевства, а также командующим русскими войсками в Саксонии. Имея неограниченные полномочия в управлении, он вступил в Дрезден 30 октября 1813. Край был совершенно разрушен войной и находился в отчаянном положении. Города и деревни сожжены, армия и гражданская администрация перестали практически существовать, государственная казна - пуста, 50000 раненых и больных, много сирот и бездомных, в стране свирепствовал тиф. Князю Репнину предстояло не только исцелить все раны войны в чужой стране, но и установить порядок, наладить быт и снова организовать армию.

Среди срочно принятых Репниным-Волконским мер было создание особой вспомогательной и восстановительной комиссии (Hilfs und Wiederstellung Kommission). "Эта Комиссия раздавала нуждающимся бесплатно или на льготных условиях хлеб для прокормления и обсеменения полей, рабочий и племенной скот, лес на постройку и т. д. Кроме того, были отменены пошлины на ввозимый в королевство хлеб, скот и водку - для удешевления этих предметов потребления; были также сложены многие подати или взимались с большими льготами; было устроено призрение вдов, сирот и инвалидов, в чем очень содействовала Репнину его супруга".

Дрезден постепенно приводился в порядок. Отстраивались разрушенные дома, административные здания и мосты, взорванные Наполеоном. Вместе с тем, Репнин-Волконский сделал все возможное для преобразований в социальной сфере, реформировал судебную систему, администрацию и полицейское управление. Он также преобразовал и расширил разные академии королевства: художеств, инженерную, артиллерийскую, лесную, горную, медико-хирургическую. Он учредил новые клиники и больницы.

Не забыта была и военная сторона. Саксония уже в январе 1814 г., то есть через три месяца после прибытия Репнина-Волконского на свой пост, выставила в действующую армию 6000 человек, а затем в феврале и марте еще 12000. Ведь война против Наполеона продолжалась.

Личные качества и характер иностранного князя скоро принесли ему популярность у жителей Саксонии. Он был внимателен ко всем просителям от мала до велика. Он проявил большой такт в отношении королевской семьи, не поселившись в королевском дворце, где продолжали жить родственницы короля, но занял флигель в Брюльском дворце, не пользовался ни королевским погребом, ни королевской ложей в оперном театре. Он имел слабость к представительству, что ему обошлось очень дорого. Он торжественно принимал короля датского. Великая Княгиня Екатерина Павловна приехала к Репнину в гости на три дня, но решила остаться на три недели. Репнин устроил в ее честь великолепный фейерверк на Эльбе. На представительство князь Репнин в течение одного года потратил своих денег до миллиона рублей. На его содержание в Саксонии в течение года он получил от казны 12000 руб. По условиям Парижского мира 1814 г. Саксония временно перешла под прусское управление. Прусский король прислал ему орден Черного Орла и сто тысяч талеров. Проводы Репнина из Дрездена были торжественными и сердечными. В прощальной речи он сказал: "Вас ожидает счастливое будущее. Саксония остается Саксонией; её пределы будут ненарушимы. Либеральная конституция обеспечит ваше политическое существование и благоденствие каждого! Саксонцы! Вспоминайте иногда того, который в течение года составлял одно целое с вами».

Вспоминают.

И тут позвольте автору этой статьи внести персональную ноту.

В самом начале нынешнего столетия мне вместе с супругой довелось прожить два с половиной года в Дрездене. Не раз мы гуляли по большому и красивому парку в центре города "Grosser Garten" (Большой Парк). На каждом входе в парк стоит мемориальная плита, на которой выгравировано, что в 1814 году этот парк: "Unter Generalgouvernement des russischen Fuersten REPNIN-WOLKONSKI wird der Garten fuer die Oefentlichkeit zugaenglich".". (Во время генерал-губернаторства русского князя Репнина-Волконского парк был открыт для широкой публики).

Признаюсь - было приятно прочитать эти слова.

К своему стыду в то время я очень мало знал о Репнине-Волконском - знал, что был такой человек - выдающийся генерал, государственный деятель, что принадлежал к нашему роду - и больше почти ничего. Прогулка по Большому Парку побудила меня взглянуть в немецкий Интернет, и там я узнал очень многое о нем. Узнал, что по сей день жители Дрездена чтят его память.

В Германии он упоминается почти в каждом путеводителе по городу Дрездену. Поиски в русском Интернете дали тогда мало результатов. В советской историографии Репнин-Волконский никогда особой популярностью не пользовался. Тот факт, что при советском режиме о нем почти ничего не писали, не удивляет. Не тот "социальный элемент". Лишь в 1999 году в русском Интернете стали появляться статьи из дореволюционного "Русского биографического словаря А.А. Половцева", к которому мы в этой статье неоднократно прибегаем. По сей день, почти все материалы о Репнине-Волконском основаны на дореволюционных исследованиях.

Дрезден сильно пострадал в битве 1813 года. Ожесточенные бои велись сначала в южных пригородах города, а потом на его центральных улицах. По программе реконструкции города русский генерал-губернатор разрешил разобрать каменную и довольно высокую стену, окружавшую Grosser Garten, по которому тоже прокатились бои. Сделано это было для того, чтобы жители близлежащих районов смогли восстановить свои разрушенные дома из бесплатного камня - из "стройматериала" как сказали бы сегодня. Репнин-Волконский также открыл для всех желающих "fuer die Oefentlichkeit zugaenglich" до того закрытую Bruehlische Terrasse - Брюльскую террасу. Ее называют "Балконом Европы" благодаря великолепной панораме, которая открывается вашим глазам. Репнин распорядился построить ставшую потом знаменитой лестницу, ведущую вверх к этой террасе.

Николай Сергеевич был верующим и религиозным человеком. Бальный зал в Брюльском дворце он превратил в православный домовой храм. На реке Эльбе он однажды устроил православный праздник "Иордань" с массовым крещением, с православными иконами и хоругвями.

Александр I, высоко ценил деятельность Репнина, произвел его в генерал-лейтенанты и наградил его орденом св. Владимира 2-й степени.

В ноябре 1814 года ровно через год после начала своей деятельности в Дрездене срок правления Репнина-Волконского закончился.

Дмитрий Михайлович Волконский (1770 - 1835)

Из тульской ветви рода князей Волконских. Крупный военачальник эпохи наполеоновских войн. 31 декабря 1774 записан сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк, а 31 января 1788 в 18-летнем возрасте поступил на действительную службу в чине подпоручика в лейб-гвардии Измайловский полк.

Дмитрий Михайлович имел высокие боевые заслуги и награды, как на суше, так и на море. Сподвижник В. С. Суворова и М. Кутузова. Принимал участие в боевых действиях в Балтийском море, а также в эскадре Ф. Ф. Ушакова в Средиземном море. Он сделал блестящую военную карьеру, пройдя путь от поручика до генерал-лейтенанта, которым он стал в 30-летнем возрасте в 1800 году. Воевал в северной Италии. Был командующим русскими войсками в Грузии и гражданским губернатором этого края. Был ранен под Аустерлицем в Австрии, затем в битве под Фридляндом в восточной Пруссии. Вернулся в строй в 1812 году. Принимал участие в действиях по преследованию наполеоновской армии до Польши, где командовал сводным корпусом при осаде русско-прусскими войсками крепости и города Данцига, который капитулировал зимой 1813 года. Д. М. Волконский был также назначен императором Павлом I комендантом острова Мальта, что, увы, так и не состоялось. Вот некоторые из его доблестных заслуг.

История почему-то обидела князя Дмитрия Михайловича Волконского, оставив его в тени. А фигура Д.М. Волконского, участника многочисленных заграничных походов и командующего крупными соединениями войск - одна из самых недооцененных среди анналов о судьбах русских героев эпохи наполеоновских войн. А может быть и даже -самая недооцененная. Произошла историческая несправедливость, и в данной статье мы попытаемся эту несправедливость хотя бы частично исправить. В этом нам поможет дневник, который для будущих поколений оставил князь Дмитрий Михайлович Волконский. "The pen is mightier than the sword" говорит английская поговорка, что в буквальном переводе: "перо - сильнее меча". Может, это действительно так - по крайней мере, в данном случае.

Свое боевое крещение князь получил в Балтийском море в августе1789 года во время русско-шведской войны 1788-1790 годов. Целью шведских морских и сухопутных сил был захват Санкт-Петербурга. Дмитрий Михайлович участвовал в военно-морских операциях, среди которых была масштабная Выборгская битва, в результате которой планы шведов были сорваны.

В частности Д.М. Волконский участвовал в Первом Роченсальмском сражении, где шведский флот потерпел поражение, потеряв 39 кораблей (в том числе адмиральский, захваченный в плен). В этой битве Волконский, которому еще не было полных 20 лет, заслужил шпагу "за отличную храбрость, оказанную 12 августа, когда, начальствуя двумя кайками и имея с неприятелем сражение, овладел большим судном, а потом в преследовании и другие им были взяты", а 26 ноября того же 1789 года был удостоен ордена Святого Георгия 4-го класса. (Кайка - это небольшое парусно-гребное судно. В носу и на корме были установлены пушки, а по бортам по 6 фальконетов - пушки небольшого калибра. Авт.).

Итак, не на суше, а на море началась военная карьера Дмитрия Михайловича Волконского. В 1791 году он служил волонтером в корпусе фельдмаршала Н. В. Репнина, деда по материнской линии Николя Григорьевича Репнина-Волконского, и сражался с турками под Бабадагом и Мачином. В 1794 году воевал в Польше. В 1797 году он был переведен в Московский гарнизонный полк, и назначен Командиром Московского Гарнизона, а в апреле 1798 пожалован в генерал-майоры.

В Северной Италии идет война "Первой коалиции" против сил революционной Франции. Итальянская кампания 1796-97 гг., принесла славу тогда еще неизвестному 28-летнему генералу Бонапарту. Затем создается "Вторая Коалиция". Получив командировку, в чине генерал-майора Д.М. Волконский отправляется в Италию, где принимает участие в военных действиях русско-австрийской армии во главе с фельдмаршалом А. В. Суворовым в апреле-августе 1799 года.

Тем временем на море в 1798 году флот Наполеона Бонапарта по пути в Египет прибыл на Мальту и захватил столицу Ла-Валетту. Великий Магистр Мальтийских рыцарей капитулировал. Наполеон, оставив на месте гарнизон из 4 тысяч человек, сам отбыл в Египет. Итог его египетской кампании известен - победа на суше - "Битва у Пирамид"- зато серьезное поражение на море в заливе Абукир, получившее название: "Битва на Ниле". Адмирал лорд Нельсон становится не меньшим героем в Англии, чем Наполеон во Франции.

Россия и Турция заключают альянс (первый и последний) в войне против Франции, и в Средиземное море выходит эскадра под командованием адмирала Федора Ушакова, и совместно с турецким флотом начинаются военные действия. Захватив Ионические острова, русская эскадра плывет дальше и бросает якорь в заливе Неаполя. В ноябре 1798 года император Павел I удостоился титула Гроссмейстера Мальтийского Ордена, а 16 декабря рыцари избирают российского монарха Великим Магистром Мальтийского Ордена. Павел _ официально становится верховным правителем Мальты - маленького, отдаленного, но очень важного стратегически архипелага. Он также становится протектором ордена. Рыцари, бежавшие от Наполеона, находят убежище в России.

Готовится высадка на Мальту, чтобы отбить ее у революционеров и "безбожников" - французов. На острове местные мальтийцы поднимают восстание и захватывают весь остров кроме крепости, за высокими стенами которого упорно держится французский гарнизон.

В декабре 1798-го года князь Д. М. Волконский получает назначение от Павла I быть комендантом на острове Мальта. В его распоряжении - три гренадерских батальона, триста артиллеристов и два батальона под командованием генерала Бороздина. Адмирал Ушаков получает приказ из Петербурга высадиться на Мальте. В Неаполе десант уже погружен на корабли (их было 30), когда по рескрипту Павла I приказ неожиданно отменяется. Впрочем, в северной Италии батальоны Волконского были отделены от главных сил Суворова, и они прошли весь путь до Неаполя пешком.

Ушаков был сильно огорчен, что не удалось осуществить план. В том, что Мальту можно было взять, он не сомневался. Он пишет Мусину-Пушкину-Брюсу: "Из Неаполя отправился я с эскадрами и войсками десантными в Мессину, куда и прибыл 24 числа сего декабря с намерением следовать в Мальту. Но необходимая надобность и обстоятельства побудили меня с эскадрами иттить в Корфу. ...Прошу ваше сиятельство об этом уведомить английского контр-адмирала лорда Нельсона. Я крайне сожалею, что лишаюсь удовольствия быть с ним вместе при взятии Мальты..."

Нельсон, хотя он это скрывал и неоднократно делал уважительные реверансы в сторону Ушакова, терпеть не мог ни русских, ни Ушакова. "I hate the Russians" ("Я ненавижу русских") - писал он в одной из своих депеш. И ни в коем случае Нельсон не собирался допустить своих союзников к Мальте. В августе 1799 года Ушаков предлагал Нельсону помощь в осаде Валлетты, однако Нельсон отклонил это предложение, ответив, что время для решительных действий еще не наступило.

В начале апреля 1800 г. адмирал Ушаков получает новый императорский приказ, в котором, в частности, говорилось, что "по полученным известиям, о. Мальта взята соединенными эскадрами, о чем он (Ушаков) "должен лучше знать". В таком случае следовало ему "со всеми пятью батальонами сухопутного войска (3 Волконского и 2 Бороздина), и по условиям союзных держав, оставить их в Мальте для содержания караулов в крепостях. Генерал-лейтенанту князю Волконскому быть комендантом, а генерал-лейтенанту Бороздину возвратиться своей особою с эскадрой Ушакова в Россию. При этом оставить на Мальте то число кораблей и фрегатов, какое для крейсерства нужно будет".

Увы, это не состоялось. Пока между императором Павлом и адмиралом Ушаковым шли иногда противоречивые приказы и депеши, полученные иногда с большим опозданием, французский гарнизон Валлетты после осады, длившейся два года и два дня, капитулировал. 5 сентября 1800 года англичане заняли крепость Ла-Валетта и над Мальтой подняли британский флаг. Мальта на более чем полутора столетия стала британской колонией.

Порт Ла-Валетта, остров Мальта: И. Айвазовский.

Получив известия о капитуляции французов и победе англичан, иностранным посольствам в Петербурге дипломатической нотой от 21 ноября 1800 г. было объявлено о наложении эмбарго на английские суда, находившиеся в русских портах, (которых было около 300). Павел мотивировал свои действия нарушением Великобританией заключенного в Санкт-Петербурге в 1798 г. соглашения о совместных, (а не односторонних) действиях на Мальте.

Император Павел, "уязвленный до глубины души", официально объявил о выходе России из Второй коалиции и заключил оборонительные союзы с Данией, Швецией и Пруссией. Вместо бонапартовской Франции главным противником стала теперь Англия. Эскадра Ушакова вернулась на свою базу в Севастополь. Началось "rapprochement" ("сближение") в отношениях между Россией и Францией.

Итак, князю Дмитрию Михайловичу Волконскому не суждено было стать комендантом острова Мальта.

Надеюсь, читатель простит автору этот экскурс в историю и может быть слишком длинное увлечение морской темой. Дело в том, что жизнь так сложилась, что небольшое время и в очень скромном чине курсанта-кадета автору самому было суждено прослужить в британском военно-морском флоте и несколько раз выходить в море.

В ночь на 12 марта 1801 года был совершен дворцовый переворот, при котором Павел I был задушен офицерами в собственной спальне в Михайловском замке. На престол взошел его старший сын Александр. Как сказано в его формуляре, при Александре I князь Д. М. Волконский, "находился в разных командировках по особенным препоручениям государя императора". И действительно, его должности быстро менялись одна за другой. В течение 1800 года он их занимал несколько. 24 марта до 3 мая 1800 был назначен шефом Санкт-Петербургского гренадерского полка. 13 августа назначен шефом Ширванского мушкетерского полка и инспектором по инфантерии Сибирской инспекции. Эти должности он занимал до 15 октября (два месяца) с 10 по 14 октября 1800 г. состоял в лейб-гвардии Преображенском полку (два дня); с 18 по 20 декабря 1800 г. был шефом 4-го егерского полка (тоже два дня), а с 20 декабря 1800 по 11 июля 1801 (почти полгода) был Выборгским военным губернатором и инспектором по инфантерии Финляндской инспекции. 10 марта 1803 назначен инспектором по инфантерии Украинской инспекции, а 4 сентября 1803 - командующим войсками в Грузии под началом князя Цицианова, будучи одновременно гражданским губернатором и правителем этого края. На этом посту он прослужил до участия в австрийском походе 1805 года.

При Аустерлице генерал-лейтенант Д.М. Волконский был дежурным генералом при штабе фельдмаршала Кутузова, был ранен в этом сражении, как и его родственник - Николай Григорьевич Репнин-Волконский, который был на 8 лет его моложе.

После перемирия между Россией и наполеоновской Францией, излечившийся от ран, в 1806 году кн. Дмитрий Михайлович Волконский назначается командиром 6-й дивизии и во главе нее участвует в боевых действиях в восточной Пруссии (1806-1807). Пруссия была союзником России. 6-ая дивизия была задействована во всех сражениях кампании. Князь Д. М. Волконский отличается под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом.

В Гейльсберге русские войска под командованием генерала от кавалерии Л.Л.Беннигсена занимали сильно укрепленные позиции у стен средневекового замка города. Они отбили несколько стремительных атак неприятеля. Силы маршалов Мюра и Ланн несли огромные потери. Тем не менее, на следующий день Беннигсен был вынужден отступить в сторону города Фридланд, где, четыре дня спустя Наполеон одержал крупную победу. Это привело к распаду четвертой коалиции и к заключению Тильзитского мира.

При Фридланде князь Д.М. Волконский был ранен осколком гранаты в правую ногу, а за отличие в бою награжден золотой шпагой с брильянтами и орденом Святой Анны 1-й степени. Ранение под Фридляндом было серьезным, и Дмитрий Михайлович увольняется с военной службы по состоянию здоровья. Вернется он в строй лишь через пять с лишним дет.

Когда началась Отечественная война в 1812 году, 42-летний генерал лейтенант Д.М. Волконский был в отставке и находился в Москве.

О дальнейших событиях мы можем узнать из его дневника - из его собственных уст. Пусть об этих событиях вам расскажет сам Д.М. Волконский. Это - живое синхронное свидетельство очевидца, который пишет не для какой-либо аудитории, а только для себя. Лучшего источника трудно найти. Рамки этого труда позволяют привести лишь несколько кратких выдержек в оригинальном виде - вместе с погрешностями несколько архаичной уже для начала XIX века речи, которой пользовался автор записей.

1812 года. Июль.

"11-го поутру от полицыи принесли указ городу Москве о предстоящей опасности и о скорейшем вооружении всякого звания людей. Сие известие всех поразило и произвело даже в народе самые неприятные толки. <:> Вечер весь до 9 час. множество нас и народу дожидались государя, <:> он приехал в ночь, а 12-го поутру я поехал во дворец. Государь был у молебну в Соборе. Народу стечение ужасное, кричали "Ура" и теснились смотреть ево. Приехали с ним Аракчеев, Балашов, Шишков, Комаровской и Волконской, князь Петр. (Петр Михайлович Волконский). Авт.) Я с ним говорил наедине; начальные меры, кажется, были неудобны, растянуты войски и далеко ретировались, неприятель пробрался к Орше и приближился к Смоленску, но с малою частию, и отступил, но силы ево превосходны и, кажется, явно намерен итти на Москву. Жена, беспокоясь обо мне, приехала из Валуева и осталась со мною".

1812 года. Август (по старому стилю). После Бородинского сражения.

"31-го узнали мы, что уже Кутузов в 10-ти верстах. Вечеру я туда поехал, нашел, что на заставе армейская команда и везде по всему полю рассеяны солдаты и зажжены огни. Я доехал в 10 часов вечера до Главной квартеры, всего 10 верст по Можайской дороге, переночевал в коляске, а поутру в 5 часов видил Кутузова. Он сказал мне, что употребит меня и напишет государю принять меня в службу, ему обо мне и князь Лобанов говорил. Я, переговоря с ним о делах армии, был у Барклая-де-Толия. С ним также говорил об армии. Кутузов откровенно сказал, что неприятель многочисленнее нас и что не могли держать пространную позицыю и потому отступают все войска на Поклонную гору к Филям".

1812 года. Первые числа сентября (по старому стилю)

"В армии офицеров очень мало, о чем и Барклай мне говорил, и очень беспорядочно войска идут, что я мог приметить утром 1-го сентября, ехав от Кутузова. <:> Армии всей велено в ночь проходить Москву и итти по Резанской дороге, что и исполнено к общему нещастию, не дав под Москвою ни единого сражения, что обещали жителям. Итак, 2-го город без полицыи, наполнен мародерами, кои все начали грабить, разбили все кабаки и лавки, перепились пьяные, народ в отчаянии защищает себя, и повсюду начались грабительства от своих. <:> Я взял у начальника 2-х ундер-офицеров и 6-ть драгун, с ними поехал домой на Самотеку. Едучи, нашел везде грабежи, кои старался прекращать, и успел выгнать многих мародеров, потом велел уложиться своим повозкам и 2 1/2 часа пополудни, при стрельбе и стечении буйственного народа и отсталых солдат едва мог с прикрытием драгун выехать и проехать. Везде уже стреляли по улицам и грабили всех. Люди наши также перепились. В таком ужасном положении едва успел я выехать из городу за заставу".

1812 года. 13-го сентября

Приводили ко мне аптекарского ученика гезеля, которой ушол недавно из Москвы от французов. Рассказывает ужасы о их грабежах, зажигают же более свои, даже поутру 2-го числа, когда отворили тюрьмы, наш народ, взяв Верещагина, привезали за ноги и так головою по мостовой влачили до Тверской и противу дому главнокомандующего убили тирански. Потом и пошло пьянство и грабежи. Наполеон в три дома въезжал, но всегда зажигали. Тогда он рассердился и не велел тушить. Потом он жил в Кремле с гвардиею ево. Армия, взойдя, разсеялась по городу, и никто не мог появиться на улице, чтобы не ограбили до рубашки, и заставляли наших ломать строения и вытаскивать вещи и переносить к ним в лагерь за город. Множество побито и по улицам лежат, но и их убивал народ - раненых и больных, иных, говорят, выслали, а многие сгорели. Пожары везде, даже каменные стены разгарались ужастно. Сей гезель сказывал, что нигде укрыться не мог и едва ушол лесом на Царицыно и в Тулу. Судя по сему, мой дом сгорел и разграблен, а о Гавриле не знаю, жив ли он. Гнев божий на всех нас, за грехи наши. Церкви, сказывал, все ограблены, образа вынуты, и ими котлы накрывают злодеи.

1812 года. Октябрь

"13-го приехал я в Углич, остановился у Ив. Ст. Змеева, тут же нашел я и Волконских княжну Варвару Александровну с сестрою и братом, с ними и князь Андрей Сергеевич. Они уехали по приближении французов к Дмитрову. Тут узнали мы, что неприятель оставил Москву, отправя по Смоленской дороге все транспорты с ограбленными вещами, а войска пошли противу нашей армии по Калужской дороге 6-го числа с Мюратом, но ево Бенигсен побил, то и сам Наполеон поспешно оставил Москву и пошел к нему на помощь, а уже 11-го числа подорвал Кремль, в коем от сего ужасного злодейства, сказывают, остался только Ив. Великой, один из соборов и Сенат".

1812 года. Ноябрь

"5-е число. Получил я письмо от Алексея Захарьевича Хитрова в ответ на мое, что кн. Петр. Мих. Волконскова нет в Петербурге. Он отправлен по комиссии, то и письмо мое к нему отправлено. Хитров был у Горчакова и узнал от нево, что я принят в службу и велено мне ехать в армию Кутузова.

В своем дневнике князь Дмитрий Михайлович даже не упоминает о своем назначении командиром пехотного корпуса в 3-й Западной армии, заменив генерала светлейшего князя Ивана Александровича Ливена.

1812 года. Ноябрь

25-го. Я ехал прямою дорогою на город Рославль. Морозы были пресильные, по всей дороге встречал я обозы с провиантом для армии, но дороговизна продовольствия такова, что не стоил и провиант, которой везут даже из Пензы. Встретил я пленных французов и разных с ними народов, оне в гибельном положении, их ставят на биваках без одежды и даже почти без пищи, то их множество по дороге умирает, даже говорят, в отчаянии они людей умирающих едят. Жалкое сие зрелище имел я проездом в ночь, они сидели при огнях, мороз же был свеже 20-ти градусов, без содрогания сего видить неможно. По всей дороге видно, что народ разоряется войною, свои даже их разоряют, и крестьянин не знает, что будет есть зиму.

1812 года. Декабрь

"9-го вечеру приехал я в Вильну, был у дежурного генерала Коновницына, ночевал у Маркова, а 10-го был у фельдмаршала князя Кутузова. Он меня очень милостиво принял, и я у нево обедал. Вечеру получил себе квартеру и переехал <:> видился я с Остерманом и со всеми генералами.

10-го вечеру приехал государь, и город был илюминован, цесарцы (австрийцы - Авт.) еще оставались в наших границах, принц Шварценберг был в Слониме с 40 т., противу нево послан Дохтуров, по-видимому он отретируется, и наши войска пойдут за границу в Варшаву и на Вислу. Сего все ожидают, по приезде государь пожаловал князю Кутузову 1-го класу Георгия.

11-го поутру были мы во дворце и государь благодарил вообще всех генералов за их службу, потом был у разводу. Получил я письмо от жены, что она, благодаря Бога, родила благополучно сына Алексея ноября 16-го".

Пройдя путь зимой 1812 года из Москвы до Варшавы, Дмитрий Михайлович принимает участие в сражении под Бауценом в Саксонии. Здесь Наполеон, несмотря на тяжелые потери, одерживает тактическую победу, заставив союзные войска на время отступить в Силезию (нынче южную Польшу). Тем не менее, общее продвижение союзных сил не запад продолжается. После решающего поражения под Лейпцигом 16-19 октября 1813 Наполеон уже не способен это продвижение остановить. На севере, однако, на берегах Балтийского моря держится форпост - Данциг.

После похода в Саксонии генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Волконский назначается командиром сводного корпуса при осаде русскими и прусским войсками города и крепости Данциг, занятых силами генерала Жана Рапа, одного из самых преданных Наполеону полководцев. Данциг с 60 тыс. населением был сильно укреплен. В начале осады французский гарнизон состоял из не менее10 тыс. боеспособных солдат при общей численности 35 тысяч тыс. человек. С моря Данциг блокировал русский флот. Осада началась в январе 1813 года и длилась целый год.

Русскими войсками под Данцигом командовал генерал-лейтенант Левиз. В апреле 1813 г. блокаду союзными силами возглавил генерал-от-кавалерии герцог Александр Вюртембергский (родной брат вдовствующей императрицы России Марии Федоровны).

Когда герцог вступил в свою должность, численность осаждённых войск превышала осаждающих. Русским не хватало патронов, вначале осадная артиллерия отсутствовала. Осаждающие заняли свои позиции под укреплениями города-крепости, окопались и стали периодически его бомбардировать.

Осенью союзники усилили осадный корпус, его численность достигла почти 40 тыс., из них более 27 тыс. русского ополчения, прусской милиции и казаков. Осадная флотилия состояла из 10 морских кораблей, включая 2 фрегата, и большого числа канонерских лодок.

Сергей Григорьевич Волконский (1788-1865)

Декабрист Сергей Григорьевич Волконский - историческая фигура, знакомая каждому гражданину бывшего СССР из школьной программы. Это понятно. С точки зрения советской идеологии, которая внушалась детям нескольких поколений, декабрист Волконский - революционер, далекий предшественник большевиков, и хотя и дворянин, но потенциальный цареубийца. Это прекрасно вписывалось в эту де "идеологию". Этот Волконский был "наш". А что касается других заслуг героя - в том числе и военных - это не так уж важно.

Прошло 20 лет с тех пор, как Советский Союз перестал существовать, и подобные взгляды исчезли вместе с ним. Это позволяет нам пополнить некоторые пробелы в образе князя Сергея Григорьевича Волконского. Подобно реставратору старинных картин попробуем снять с поверхности идеологическую лакировку, исправить мазки художников более поздних времен, и воссоздать портрет Сергея Григорьевича Волконского поближе к оригиналу - к тому, каким он на самом деле был. При этом ничуть не умаляется его жизненный подвиг - как военный, так и гражданский,

В Париже в 1921 году были опубликованы документы, основанные на семейных воспоминаниях, князя Сергея Михайловича Волконского, внука декабриста. Сама история этих документов интересна. В прологе к ним кн. Сергей Волконский писал:

"Этот небольшой труд был задуман и начат, как дань сыновнего уважения к священной памяти о тех, кто, пройдя юдоль земных печалей, отошли в лучший мир, оставив по себе высокий образ страдания, терпения и смирения. Это дань духовной кpacoте.

Он продолжался и закончен, как дань презрения к тем, ктo, осквернив землю чудовищными преступлениями насилия и зверства, имеют наглость выставлять себя продолжателями тех, кто были движимы не ненавистью, а любовью, не корыстью, а жертвой. Он выпускается в свет, как ответ тем, ктo, в недомыслии своем приравнивают первых кo вторым. Эта книга - требование справедливости".

Париж. 10 Октября 1921 г.

"Весной 1915 г., разбирая вещи в старом шкапу на тогдашней моей квартире в Петербурге (Сергиевская 7), я неожиданно напал на груду бумаг. Часть их лежала вповалку, но большинство было уложено пакетами, завернутыми в толстую серую бумагу; на пакетах этих, запечатанных сургучем и перевязанных тесемками, были надписи: от такого-то к такому-то, от такого-то до такого-то года, от такого-то до такого-то номера; иногда оговорка о пропуске в номерах. В надписях я сейчас же признал почерк моего деда, декабриста Сергее Григорьевича Волконского. Тут же было несколько переплетенных тетрадок. Раскрыв их, я увидел в одной письма матери декабриста, княгини Александры Николаевны Волконской, в других - письма к жене декабриста, княгине Марии Николаевне Волконской, урожденной Раевской, от разных членов ее семьи, родителей, братьев, сестер. Еще было несколько больших переплетенных тетрадок, - это был журнал исходящих писем. Наконец были кипы писем самих декабристов, - Сергее Григорьевича и Марии Николаевны, очевидно, возвращенных моему отцу после смерти адресатов".

"Среди всего этого письменного материала множество рисунков: портреты акварельные, карандашные, виды Сибири, сцены острожной жизни, в числе их портреты работы декабриста Бестужева, карандашные портреты известного шведского художника Мазера, в 50-х годах посетившего Сибирь и зарисовавшего многих декабристов. Одним словом, - с полок старого шкапа глядело на меня 30 лет Сибири (1827-1856), да не одна Сибирь: письма начинались много раньше, с 1803 года, и кончались 1866, годом смерти декабриста Волконского".

И какова была дальнейшая судьба этих архивов?

"Каждую часть издания я предполагал снабдить предисловием. Первое предисловие вышло в свет с первым томом. В силу обстоятельств, этот первый том будет и последним... Ко второй части ("Заточение") предисловие уже было мною написано. Это был рассказ о первых десяти годах сибирского житья; рассказ, составленный исключительно по письмам княгини Марии Николаевны и вместе с тем дававший духовный ее портрет, как он из этих писем вырисовывается. Но эта работа, - как и все мои бумаги, заметки, письма, примечания и прочий рукописный материал, - была отобрана у меня уездными властями в то время, когда все мое имущество было объявлено народной собственностью. Когда в 1919 г. был послан туда делегат от Охраны Памятников, с тем, чтобы вывезти мои работы, он уже ничего не нашел: "бумаги, отобранные в бывшем доме Волконского, были израсходованы в уборной уездной Чрезвычайной Комиссии" (Из официального донесения)".

Вот так.

У князя Сергея Григорьевича Волконского были две жизни, две эпохи - одна гражданская, другая военная, и более яркого контраста между ними трудно себе представить - князя и каторжника. С одной стороны - сибирская жизнь осужденного революционера на дне человеческого существования, с другой стороны - прославленного героя наполеоновских войн, принявшего участие в 58-и сражениях; рекорд достойны книги рекордов Гинесса.

В семье у Сергея Григорьевича было два брата, оба старше его - Николай (Репнин-Волконский - известный тем, что одно время был вице-королем Саксонии) и Никита (тоже генерал и муж знаменитой Зинаиды, урожденной Белосельской-Белозерской). Их сестра - Софья была замужем за светлейшим князем Петром Михайловичем из другой линии Волконских, начальником генерального штаба, умершим в чине генерал-фельдмаршала. Это был тесно-связанный семейный клан.

Князь Сергей Григорьевич родился в 1788 г. Отец его был видным военачальником генерал от кавалерии Григорий Семенович Волконский (1742-1824). "Если мои последующие действия в гражданской жизни, - писал его сын Сергей Григорьевич, - были не на уровне гражданственных убеждений предков моих, тому причиной великие истины, озарившие современную эпоху".

Князь Григорий Волконский участвовал во всех войнах конца XVIII века. Но история его помнить в не меньшей мере за его служение в 1803-1816 гг. губернатором Оренбургской губернии. Он известен как энергичный и абсолютно неподкупный губернатор, который славился своей набожностью, благотворительностью и некоторой "эксцентричностью", особенно в преклонном возрасте.

Отличительную черту многих близких родственников Сергея Волконского можно определить одним словом - "странность" отмечает в своей обширной статье о Сергее Волконском, опубликованной в Интернете в 2009 году, доктор исторических наук, профессор РГГУ Оксана Ивановна Киянская. Некоторые странности в поведении его отца Сергея Григорьевича объяснялись контузией в голову от удара саблей, который князь Григорий получил в одном из сражений Турецкой войны.

Кн. Григорий Семенович Волконский: В. Боровиковский.

В вышедшей в 1898 г. книге М.И. Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы" князь Григорий Волконский описан как один из самых ярких русских "чудаков". Он был известен, например, тем что "выезжал к войскам во всех орденах и, по окончании ученья, в одной рубашке ложился где-нибудь под кустом и кричал проходившим солдатам: "Молодцы, ребята, молодцы!"" Он "любил ходить в худой одежде, сердился, когда его не узнавали, выезжал в город, лежа на телеге или на дровнях". Одно из чудачеств Волконского - это подражание А. В. Суворову. Как и Суворов, оренбургский губернатор любил холод: "зимой и летом ежедневно обливался холодной водой, ходил часто по улицам без верхнего платья и говорил "Суворов не умер. Он во мне!".

Эта черта "причудливости" князя Григория потом до некоторой степени скажется и на его младшем сыне Сергее. Впрочем, феномен эксцентричности нередко встречается, и по сей день, среди европейских аристократов и в элитных академических кругах; особенно он заметен почему-то среди англичан. Но, в старой России их тоже было полно. Читайте "Мертвые души" Н. Гоголя. Там - несколько ярких примеров. М.И. Пыляев отмечал, что "в простом сословии, близком к природе, редко встречаются чудаки". "Причуды" начинаются "с образованием" - "и чем оно выше у народа, тем чаще и разнообразнее являются чудаки".

Образование Сергей Григорьевич получил домашнее и по своему собственному признанию;

"...должен сознаться, было весьма неудовлетворительно. Я четырнадцати лет возраста моего поступил в общественное частного лица заведение - в институт аббата Николя - заведение, славившееся тогда как лучшее. Но по совести должен опять высказать, хоть и уважаю память моего наставника, что преподаваемая нам учебная система была весьма поверхностна и вовсе не энциклопедическая".

В армии Сергей Волконский начал служить с 1806 г. в чине поручика в лейб-гвардии кавалергардского Конного полка, (самого "престижного" русской армии как сказали бы сегодня). Он принимает участие в войне 1806-1807 гг. Четвертой коалиции - Пруссии, Саксонии и России - с Францией. 26 декабря 1806 в Польше в сражение под Пултуском он получает боевое крещение. Эта битва, состоялась шесть недель после сражения при Йене - одной из крупнейших наполеоновских побед. В одном источнике о Йене пишется:

"Поистине, 14 октября 1806 года стал черным днем Пруссии. Ее армия, на которую возлагалось столько надежд, и которая должна была "шапками закидать французов", перестала существовать в один день. Разгром был полный и совершенный".

Под Пултском русские войска под командованием графа Беннигсена дали бой французским. Несмотря на то, что французы потеряли 7000 человек, а русские 5000, Беннигсен был вынужден отступить. Битва кончилась "вничью".

"С первого дня приобык к запаху неприятельского пороха, к свисту ядер, картечи и пуль, к блеску атакующих штыков и лезвий белого оружия, приобык ко всему тому, что встречается в боевой жизни, так что впоследствии ни опасности, ни труды меня не тяготили", - вспоминал Сергей Григорьевич позже.

За участие в этом своем первом сражении 18-летний поручик Волконский получил свой первый орден - Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Затем в ходе изнурительной Восточно-прусской кампании следует один бой за другим: при Янкове и Гоффе, при Ланцберге и Прейсиш-Эйлау. За Прейсиш-Эйлау он получает золотой знак и золотую шпагу "За храбрость". Об этой самой кровавой битве в русско-прусско-французской войне стоит сказать несколько слов.

Наполеон хотел захватить древнюю столицу Пруссии Кенигсберг, где помимо всего остального находились главные склады противника. Поперек пути стояла русская и сильно потрепанная после Йены прусская армия. В самой битве под Прейсиш-Эйлау из 78-тысячной союзной армии около 8 тыс. составляли пруссаки. Практически при почти равных силах это был поединок между Наполеоном и Беннигсеном. Очевидцы описывают состояние войск обеих сторон перед битвой. Стояла скверная зимняя переменчивая погода.

О Русских:

"Армия не может перенести больше страданий, чем те, какие испытали мы в последние дни. Без преувеличения могу сказать, что каждая пройденная в последнее время миля стоила армии 1000 человек, которые не видели неприятеля, а что испытал наш арьергард в непрерывных боях! Неслыханно и непростительно, как идут дела. Наши генералы, по-видимому, стараются друг перед другом методически вести нашу армию к уничтожению. Беспорядок и неустройство превосходят всякое человеческое понятие.

Бедный солдат ползёт, как привидение, и, опираясь на своего соседа, спит на ходу... всё это отступление представлялось мне скорее сном, чем действительностью. В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем ещё французов, состав рот уменьшился до 20-30 человек... Можно верить мнению всех офицеров, что Беннигсен имел охоту отступать ещё далее, если бы состояние армии предоставляло к тому возможность. Но так как она настолько ослаблена и обессилена... то он решился... драться".

О французах:

"Никогда французская армия не была в столь печальном положении. Солдаты каждый день на марше, каждый день на биваке. Они совершают переходы по колено в грязи, без унции хлеба, без глотка воды, не имея возможности высушить одежду, они падают от истощения и усталости... Огонь и дым биваков сделал их лица жёлтыми, исхудалыми, неузнаваемыми, у них красные глаза, их мундиры грязные и прокопчённые".

Французские войска расположились у городка Эйлау. Наполеон вместе с гвардией занял центральную позицию на городском кладбище, обнесенном невысокой каменной стеной, которая сыграла потом немаловажную роль и ходе сражения, и там он разместил свою ставку.

Бой начался ранним утром 8 февраля сильной канонадой обеих сторон. Наполеон расположил свою артиллерию так, что она имела возможность обстреливать крупные массы русских, стоящие почти без прикрытия на открытом пространстве. Денис Давыдов писал: "Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!"

В разгаре сражения внезапно налетела сильная снежная буря. Вихри ветра поднимали тучи снега, ослепляя солдат. В результате, атакующие в тот момент французские войска сбились с пути. Корпус маршала Ожеро неожиданно оказался менее чем в 300 шагах прямо напротив большой центральной батареи русских из 72 орудий. Артиллерия стала косить плотные массы вражеской пехоты. За несколько минут корпус потерял 5200 солдат убитыми и ранеными и сам Ожеро был ранен. Русская пехота перешла в контрнаступление. Разгорелся кровопролитный штыковой бой. Одно время русская кавалерия почти прорвалась к ставке Наполеона на кладбище Эйлау. Увидев эту атаку, Наполеон произнес: "Quel Courage!" "Какая отвага!". В последний момент положение французского императора спасла конница маршала Мюрата, которая на всем скаку налетела и врезалась в ряды русских войск.

Ожесточенные бои продолжались с переменным успехом и после наступления темноты. Лишь к 9 часам вечера закончилась канонада с обеих сторон. Обе стороны понесли тяжелые потери. С французской стороны - 22 000 убито и ранено, 5 знамен потеряно. С Русской стороны - 23 000 убито и ранено.

Один из очевидцев отметил: "Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей". А маршал Ней, глядя на поле засеянное трупами, воскликнул: "Что за бойня, и без всякой пользы!"

"Никогда прежде..." можно сказать и о другом; сражение кончилось вничью, но это было первой битвой под его руководством за всю свою карьеру, в которой великий французский полководец не смог одержать победу.

После битвы под Прейсиш-Эйлау, поручик князь Сергей Волконский сражается в рядах кавалергардского полка под Гейлсбергом и Фридландом. (В отчаянной атаке этого же полка, под Аустерлицем во главе 4-го эскадрона полутора года до того сражался и был серьезно ранен его старший брат кн. Николай Репнин-Волконский).

После Прусской кампании поручик Сергей Волконский переводится на другой фронт; участвует в русско-турецкой войне 1806-1812 гг.; штурмует Шумлу и Рущук, осаждает Силистрию.

Затем некоторое время С.Г. Волконский служил адъютантом у М.И. Кутузова, главнокомандующего Молдавской армией. С сентября 1811 г. Волконский - флигель-адъютант императора. В 1812 году, при нападении Наполеона на Россию, находился в Свите Александра I но почти с самого начала Отечественной войны он - участник и один из организаторов партизанского движения. Он командирован в состав "летучего корпуса" генерал лейтенанта Ф.Ф. Винценгероде - первого партизанского отряда в России.

Еще в июле 1812 г. Винценгероде получил приказ военного министра М.Б. Барклая де Толли о создании "летучего корпуса". Он создавался для "истребления" "всех неприятельских партий", чтобы "брать пленных и узнавать, кто именно и в каком числе неприятель идет, открывая об нем сколько можно". Отряд должен был "действовать в тылу французской армии на коммуникационную его линию". При Винценгероде Волконский служил в чине ротмистра и исполнял должность дежурного офицера. Отряд Волконского был первым русским партизанским отрядом. (Приказ о создании летучего партизанского отряда Дениса Давыдова, задачи и функции которого, были такими же, как у корпуса Волконского, был отдан Багратионом лишь накануне Бородинского сражения в сентябре).

Уже после оставления французами Москвы, Сергей Волконский был назначен командиром самостоятельного партизанского соединения, с которым "открыл ... коммуникацию между главною армиею и корпусом генерала от кавалерии Витгенштейна". Войска генерала П.Х. Витгенштейна прикрывали направление неприятельской армии на Петербург, но после того как французы начали свое отступление от Москвы, угроза занятия противником северной столицы империи отпала. Главной задачей отряда Волконского теперь заключалась в том, чтобы помочь скоординировать действия Витгенштейна с действиями основных русских сил - и с этой задачей он успешно справился. За несколько недель отдельных действий отряд Волконского захватил в плен "одного генерала,... 17 штаб- и обер-офицеров и около 700 или 800 нижних чинов".

Сергей Волконский участвовал почти во всех крупных сражениях осени 1812 года.

За отличие в защите переправ через р. Москву у с. Орехово 20 октября получил чин полковника, а за бои на Березине награждён орденом Святого Владимира 3-й степени.

Во время заграничных походов отряд Волконского вновь соединился с корпусом Винценгероде и стал действовать вместе с главными силами русской армии. В 1813 году за храбрость под Калишем удостоен ордена Св. Георгия 4-го класса, а за отличия в сражениях при Гросс-Беерене и Денневице пожалован 15 сентября в генерал-майоры. Он также отличился в боях под Люценом, при переправе через Эльбу и в той же "Битве народов" под Лейпцигом за что был награждён орденом Святой Анны 1-й степени. Сражался во Франции в 1814 году и за отличие при Лаоне удостоен прусского ордена Красного орла, участвовал в штурме Касселя и Суассона. Начав Отечественную войну ротмистром, он закончил ее генерал-майором и кавалером четырех русских и пяти иностранных орденов, владельцем золотой шпаги "за храбрость", и двух медалей в память Отечественной войны.

Современники рассказывали:

"... многие вспомнили другой разговор, который состоялся в этом же зале. Это было вскоре после войны 1812 года. В ложу перед представлением вошел Сергей Волконский в шинели. Когда дамы спросили его, почему он не оставил шинель внизу, он отвечал: "Солнце из скромности прячет в облака лучи свои". Он распахнул шинель - вся грудь его горела золотыми орденами.

"Приехав одним из первых воротившихся из армии при блистательной карьере служебной, ибо из чина ротмистра гвардейского немного свыше двух лет я был уже генералом с лентой и весь увешанный крестами, и могу без хвастовства сказать. с явными заслугами, в высшем обществе я был принят радушно, скажу даже отлично" писал он в мемуарах.

Во время наполеоновских войн Сергей Григорьевич, как его брат Николай Репнин- Волконский и дальний родственник, муж родной сестры Софии - Петр Михайлович Волконский, уезжает за границу и выполняет особые миссии в 1814 и 1815 годах, связанные с разведкой в Лондоне и Париже.

Как в частности отмечает в своей статье О. И. Киянская:

"Но служебная карьера Сергея Волконского не ограничивалась только участием в боевых действиях. В военной биографии Волконского есть немало странностей. Незадолго до окончания войны он, генерал-майор русской службы, самовольно покидает армию и отправляется в Петербург. После возвращения из армии в столицу он - опять-таки самовольно, не беря отпуска и не выходя в отставку, отправляется за границу, как он сам пишет, "туристом". Он становится свидетелем открытия Венского конгресса, посещает Париж, затем отправляется в Лондон. Однако вряд ли он мог, находясь на действительной службе, так свободно перемещаться по Европе. Видимо, при этом он выполнял некие секретные задания русского командования. О том, какого рода были эти задания, тоже сохранились сведения.

Самый странный эпизод его заграничного путешествия относится к марту 1815 г. - времени знаменитых наполеоновских "Ста дней" <...>

В занятом Наполеоном Париже Волконский провел всего несколько дней - 18 марта 1815 г. он туда приехал, а 31 марта уже вернулся в Лондон.

О том, чем занимался Волконский в Париже во время "Ста дней", известно немного. Сам он очень осторожно упоминает о своих записках о том, что во второй раз в Париже он был уже не как "турист", а как "служебное лицо", и что он был в своей поездке снабжен деньгами, полученными от его шурина, кн. Петра Михайловича Волконского, тогда начальника Главного штаба русской армии.

В источниках имеются сведения о том, что главным заданием, которое Волконский выполнял в Париже, была эвакуация русских офицеров, не успевших выехать на родину и оставшихся как бы в плену у Наполеона. <...> Следует заметить, что эти люди вряд ли случайно задержались в Париже - иначе русское командование не стало бы посылать в занятый неприятелем город русского генерал-майора, близкого родственника начальника Главного штаба. Скорее всего, они тоже выполняли во французской столице специальные задания - и в случае разоблачения им грозили большие неприятности".

О.И. Киянская заключает:

"Иными словами, после окончания войны генерал Волконский приобрел опыт выполнения "секретных поручений" "тайными методами". И этот опыт оказался впоследствии бесценным для декабриста Волконского".

Помимо военного подвига его ждал и гражданский.

В характере Сергея Волконского слились две отличительные черты; одна из них - то, что можно назвать "гусарством", вторая - врожденное чувство справедливости. Из своих собственных записей чувствуется, что он не любил когда сильные мира сего обижали слабых.

В статье, опубликованной в 1999 году в рамках проекта "Библиотека Интернета - 1812 год" Вера Камша приводит такой случай из биографии Сергея Волконского:

"...Это случилось, когда Волконский служил в Житомире. Ожидали проезда государя на польский сейм, и князь оказался в городе высшей военной властью. Тогда и бросился к нему на улице с просьбой о помощи мелкий чиновник по фамилии Орлов. Оказалось, его жена только что родила и еще болела, а квартиру, что занимали Орловы, по приказу гражданского губернатора предписано было освободить - она могла понадобиться кому-то из местных помещиков, приехавших ради проезда императора. Орлов отказался, и полицмейстер, ссылаясь на личное распоряжение губернатора, велел выставить из всех окошек рамы, чтобы холод вынудил семью покинуть помещение.

Гражданского губернатора Житомира Гажицкого Волконский знал лично и, изменив свой маршрут, поехал прямо к нему. Князя радушно пригласили к столу, но Сергей Григорьевич предпочел немедля прояснить вопрос о выставленных рамах и выгоняемой семье. Все подтвердилось. Гажицкий приказ отменять не собирался, дав понять, что не русскому князю ему указывать. Ситуация обострилась, но Волконский не отступал. Он встал между губернатором и дверью, заявив, что не выпустит Гажицкого, пока тот не прикажет оставить Орловых в покое. "Ежели господину Гажицкому угодно считать себя оскорбленным, он, естественно, вправе потребовать сатисфакции". На рукопашную схватку с бригадным генералом Гажицкий не решился, приказ свой отменил, но после отбытия царя в Варшаву послал к Волконскому секунданта. Волконский вызов принял.

Преимущество было на стороне губернатора, регулярно упражнявшегося в стрельбе и славившегося своей меткостью. Князь же не тренировался довольно долго, так что иллюзий на благоприятный для себя исход не строил. Волконский написал два письма. Одно - императору с объяснением всех обстоятельств, другое - матери. Пояснил, что "вызов принял не ради приличия светского, но был вынужден как гражданин".

Весть о дуэли давно облетела город, и на поединок собралось немало зрителей. Стрелялись с 15 шагов. Сергей Григорьевич, несмотря на холод, стрелялся в одной рубашке с расстегнутым воротом, что бы все видели, что "не носит брони". Выстрелили почти одновременно (Гажицкий чуть раньше). Обе пули пролетели мимо. Решать продолжать дуэль или нет должна была оскорбленная сторона, то есть губернатор. Гажицкий в присутствии свидетелей продолжать поединок не стал".

Сергей Григорьевич был готов заступиться за какого-то маленького человека, с которым познакомился на улице, обиженного чиновничьим произволом, и даже рисковать за него своей жизнью, просто так - принципиально. Сколько найдется таких людей сегодня на Руси?

Теперь о другой черте его характера.

Волконский был представителем определенного типа поведения, одного социального феномена, который среди современников назывался "гусарским".

Тот же Пыляев пишет:

"Отличительную черту характера, дух и тон кавалерийских офицеров - все равно, была ли это молодежь или старики - составляли удальство и молодечество. Девизом и руководством в жизни были три стародавние поговорки: "двум смертям не бывать, одной не миновать", "последняя копейка ребром", "жизнь копейка - голова ничего!" Эти люди и в войне, и в мире искали опасностей, чтоб отличиться бесстрашием и удальством"

"Гусарство" было особенно в моде в Кавалергардском полку.

Потом Сергей Волконский вспоминал, что для него самого и того социального круга, к которому он принадлежал, была характерна "общая склонность к пьянству, к разгульной жизни, к молодечеству". В своих записях он описывает бесшабашную жизнь молодого кавалергарда в Петербурге:

"Ежедневные манежные учения, частые эскадронные, изредка полковые смотры, вахтпарады, маленький отдых бессемейной жизни; гулянье по набережной или по бульвару от 3-х до 4-х часов; общей ватагой обед в трактире, всегда орошенный через край вином ... ватагой в театр".

Такую жизнь также описывает Лев Толстой в "Войне и мире". Типичными участниками такой разгульной жизни были персонажи его романа - Долохов и Курагин

"- Стойте, он не пьян. Дай бутылку, - сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.

- Прежде всего пей.

Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.

- Ну, пей же всю! - сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, - а то не пущу!

- Нет, не хочу, - сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.

Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру <...>

Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля.

Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга".

По окончания войны, в 1816 году, Сергей Волконский назначен командиром бригады 2-й уланской дивизии. Перед князем - 28 лет от роду он был генералом свиты Его Величества - открывались неограниченные возможности сделать "головокружительную карьеру".

Во время его бытности флигель-адъютанта он дружит с графом Бенкендорфом. В своих мемуарах, он вспоминает:

"В числе сотоварищей моих по флигель-адъютантству был Александр Христофорович Бенкендорф, и с этого времени были мы сперва довольно знакомы, а впоследствии в тесной дружбе. Бенкендорф тогда воротился из Парижа при посольстве и, как человек мыслящий и впечатлительный, увидел, какие услуги оказывает жандармерия во Франции. Он полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышленых, введение этой отрасли соглядатайства может быть полезно и царю, и Отечеству; приготовил проект о составлении этого управления, пригласил нас, многих его товарищей, вступить в эту когорту, как он называл добромыслящих, и меня в их числе. Проект был представлен, но не утвержден. Эту мысль Александр Христофорович осуществил при восшествии на престол Николая, в полном убеждении, в том я уверен, что действия оной будут для охранения от притеснений, для охранения вовремя от заблуждений. Чистая его душа, светлый его ум имели это в виду, и потом, как изгнанник, я должен сказать, что во все время моей ссылки голубой мундир не был для нас лицами преследователей, а людьми, охраняющими и нас, и всех от преследований".

Но Волконский "головокружительную карьеру" не сделал. Его продвижение по карьерной лестнице вдруг затормозилось.

В августе 1818 г. его бригада была расформирована, а новую бригаду он не получил. Вместо этого он был "назначен состоять при дивизионном начальнике оной же дивизии", что было фактически понижением в чину. В ноябре того же года его шурин, начальник главного штаба и ближайший друг Императора - Петр Михайлович Волконский, просил государя назначить его "шефом Кирасирского полка", но получил "решительный отказ".

До самого своего ареста в 1826 г. Сергей Волконский, не получив ни одного повышения по чину. В чем причина?

Сергей Волконский, будучи флигель-адъютантом императора, был у него всегда на виду и после окончания войны. Александр I интересовался не только его военной службой, но и его общим поведением. Наверное, император надеялся, что после войны молодой генерал-майор остепенится, избавится от своих дурных гусарских привычек и повзрослеет. Но этого не произошло. Как вспоминает Сергей Волконский, царь называл его "мсье Серж" - "в отличие от других членов" семьи Волконских, с которыми ему приходилось иметь дело.

"Гусарство" "мсье Сержа" и его друзей стали немало раздражать императора. Волконский вспоминает, как после одной из очередных "проказ" государь не хотел здороваться с ним и его однополчанами-кавалергардами. Еще в 1810 году государь "был весьма сух" с ним после его высылки из Молдавской армии. По всей вероятности Александр I терпел до поры до времени проказы "мьсе Сержа" и решил, что, несмотря на все заслуги и неоспоримую личную отвагу Волконского, такие офицеры в высших эшелонах военного начальства ему не нужны.

В конце 1819 года в жизни и в мировоззрения Сергея Волконского произошел крутой поворот: сделав первый шаг на пути революционера, он вступил в Союз благоденствия. Он терпел должность "состоящего" при дивизионном начальнике, но обидевшись на императора, уехал в бессрочный отпуск, намереваясь съездить еще раз за границу.

В Киеве он случайно встретил своего старого приятеля, генерал-майора Михаила Федоровича Орлова. Орлов уже давно состоял в тайном обществе, и на его киевской квартире встречался кружок "вольнодумцев" и людей либеральных убеждений. Там он убедился в том, что существует "иная колея действий и убеждений", нежели та, к которой он привык. "Я понял, что преданность отечеству должна меня вывести из душного и бесцветного быта ревнителя шагистики и угоднического царедворничества", "с этого времени началась для меня новая жизнь, я вступил в нее с гордым чувством убеждения и долга уже не верноподданного, а гражданина и с твердым намерением исполнить во что бы то ни стало мой долг исключительно по любви к отечеству".

Через некоторое время Сергей Волконский встретился с полковником Павлом Пестелем с человеком, который произвел на него очень большое впечатление: "Общие мечты, общие убеждения скоро сблизили меня с этим человеком и вредили между нами тесную дружескую связь, которая имела исходом вступление мое в основанное еще за несколько лет перед этим тайное общество", - писал он в своих Записях.

Перемены в мировоззрении Сергея Волконского произошли, конечно, не за ночь и не из-за личной обиды, как у девицы, на Александра I. Первые либеральные идеи зародились у него, как у многих молодых русских офицеров, в 1813 году во время заграничных походов по Европе, где он общался "с разными частными лицами тех мест, где находился". Потом в 1814 и 1815 годах он побывал в Лондоне и Париже. Там он оказался в кругу общения с такими видными либералами тех времен как писательницей Мадам де Сталь, и ее многолетним гражданским мужем Бенжамен Констан, и встречался с членами английской оппозиции. Однако одно дело мило беседовать и философствовать за чашкой чая с Мадам де Сталь и делиться рассуждениями о Монтескье и Вольтере, другое дело призывать к государственном перевороту даже мирным путем, не говоря уж о революции. От светских салонов Лондона и Парижа до Сенатской площади в Петербурге очень далеко. У Толстого Пьер Безухов был поклонником Руссо, а князь Андрей Болконский был попечителем Монтескье, проповедовавшего идеи всеобщего равенства и перевоспитания человека.

(Впрочем, позвольте мне личную заметку: автор данной статьи тоже увлекался произведениями Монтескье когда изучал французскую литературу в Оксфордском университете и в Сорбонне. Позвольте мне привести одну из моих любимых цитат, которая, не мой взгляд, очень отражает советскую действительность, при которой миллионы людей были приговорены к «высшей мере наказания» - расстрелу – вполне по букве закона разными судами по разным «статьям». «Il n’y a point de plus cruelle tyrannie que celle que l’on exerce à l’ombre des lois et avec les couleurs de la justice». В переводе примерно так: «Нет более жестокой тирании, чем та, которая спрятанная под покровом закона и тонировкой справедливости».

До революционного образа мышления у Сергея Волконского, не горя уж о каких либо действиях, тогда было еще очень далеко, как и до Сенатской площади, Кроме того, из письма 1815 года явствует, что главным "либералом" в глазах будущего декабриста был император Александр I: "Либеральные идеи, которые он провозглашает и которые он стремится утвердить в своих государствах, должны заставить уважать и любить его как государя и как человека".

Семена более радикальных идей о революции, вплоть до цареубийства посеет в нем лишь через несколько лет Павел Пестель.

"Вступление мое в члены тайного общества было принято радушно прочими членами, и я с тех пор стал ревностным членом оного, и скажу по совести, что я в собственных моих глазах понял, что вступил на благородную стезю деятельности гражданской" - писал он в мемуарах.

В 1820 году вместо того чтобы совершить еще одно турне по Европе "туристом" Волконском уезжает на место службы - в глухой украинский город Умань. И в 1823-г., император Александр I уже выражал "удовольствие" по поводу того, что "мсье Серж" "остепенился", "сошел с дурного пути"

Но к тому времени будущий декабрист уже шел по другому пути, о чем, впрочем, было известно и государю.

"Во время Высочайшего смотра 2-й армии, он получил от императора Александра I "предостерегательный намек" - о том, что "многое в тайном обществе было известно". Довольный состоянием бригады Волконского, Александр похвалил князя за "труды". При этом монарх добавил, что "мсье Сержу" будет "гораздо выгоднее" продолжать заниматься своей бригадой, чем "управлением" Российской империи"", отмечает в своем эссе профессор О.И. Киянская. Далее, она пишет:

"Вступив в заговор, генерал-майор Сергей Волконский которому к тому времени уже исполнился 31 год, полностью попал под обаяние и под власть адъютанта главнокомандующего 2-й армией П.Х. Витгенштейна, 26-летнего ротмистра Павла Пестеля. В момент знакомства с Волконским Пестель - руководитель Тульчинской управы Союза благоденствия, а с 1821 г. он - признанный лидер Южного общества, председатель руководившей обществом Директории. Вместе с Пестелем Волконский начинает готовить военную революцию в России".

И, пожалуй, главное: "Несмотря на личную симпатию к императору Александру I, которая с годами не прошла, Волконский разделял и "намерения при начатии революции - покуситься на жизнь Государя императора и всех особ августейшей фамилии". Между тем, активно участвуя в заговоре, Волконский не имел никаких "личных видов". Если бы революция победила, то сам князь от нее ничего бы не выиграл. Он мог рассчитывать на военную карьеру: стать полным генералом, главнокомандующим, генерал-губернатором или, например, военным министром. Однако всех этих должностей он мог достичь и без всякого заговора и связанного с ним смертельного риска, просто терпеливо "служа в государевой службе"".

Такое мнение выражает профессор Киянская. Но это не констатация факта, а только мнение и с ним можно поспорить.

Во-первых, к времени Высочайшего смотра 2-ой армии Александра I, когда Волконский услышал от императора намёк, что ему будет "гораздо выгоднее" продолжать заниматься своей бригадой, чем "управлением" Российской империи", его военная карьера была практически кончена и он не мог рассчитывать «стать полным генералом, главнокомандующим, генерал-губернатором или, например, военным министром. Однако всех этих должностей он мог достичь и без всякого заговора и связанного с ним смертельного риска, просто терпеливо "служа в государевой службе".

Во-вторых: "Несмотря на личную симпатию к императору Александру I, которая с годами не прошла, Волконский разделял и "намерения при начатии революции - покуситься на жизнь Государя императора и всех особ августейшей фамилии".

Трудно поверить, что такой человек, что бы там о нём не говорили, пошёл бы на цереубийство, да ещё вместе с детьми. На такое способны только коммунисты как в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге в ночь 17-го июля 1918 года. Да не был Сергей Волконский способен на какое-либо убийство, кроме как лицом к лицу с врагом на поле боя, где выбор только один – либо ты, либо он.

В личной жизни Сергея Волконского тоже произошли перемены. Вместо любовных похождений гусарского "плейбоя" у него появляются серьезные намерения и чувства. В 1824 г. Волконский делает предложение Марии Николаевне Раевской, дочери прославленного генерала, героя Бородинского сражения 1812 года.

"Ходатайствовать" за него Волконский попросил своего друга Михаила Орлова, женатого на старшей дочери Раевского, Екатерине. В семье генерала Н. Н. Раевского, было четыре дочери. В 1820 году, когда Александр Пушкин повстречался с ними в Крыму, Екатерина была уже барышней взрослой, остальные же - Елена, Мария, Софья - совсем юными. "Все его дочери - прелесть", - писал Пушкин брату.

Генерал Раевский несколько месяцев думал, но, в конце концов, согласился на брак его дочери. Ей было 19 лет от роду, и она была на 19 лет моложе жениха.

Свадьба состоялась 11 января 1825 г. в Киеве; посаженным отцом жениха был его брат Николай Репнин-Волконский, шафером - Павел Пестель.

Год спустя, 7 января 1826 г. Сергей Волконский арестован. За 5 дней до его ареста Мария родила ему сына Николая. Родные, опасаясь за ее здоровье после трудных родов, долго скрывали от нее правду об аресте мужа.

До свадьбы молодая Мария Раевская по-настоящему не знала своего жениха, а после свадьбы Волконский погрузился как в служебные, так и в конспиративные дела тайного общества.

О подвиге Марии Волконской, о ее решении разделить участь с мужем и следовать за ним в Сибирь на каторгу и ссылку известно, наверное, каждому человеку, умеющему читать по-русски. Ограничимся здесь лишь словами ее отца генерала Раевского, который был в самом эпицентре битвы на Бородинском поле, и чудом остался в живых, защищая "батарею Раевского", которую французы прозвали "редутом смерти": "Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!" - прокричал он, сжав кулаки. Перед смертью старик Раевский, не доживший до возвращения его дочери из Сибири, показывая на портрет дочери Марии, произнес: "Вот самая удивительная женщина, которую я знал!"

"Вид его кандалов, так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого" - приехав после разлуки в Нерчинские рудники, вспоминала Мария Волконская.

Через неделю после ареста Волконского привезли в Петербург. Допрашивал его новый император Николай I. В течение всего следствия Волконский играл роль "дурака" и солдафона, и, похоже, что он делал это убедительно. "Сергей Волконский набитый дурак, таким нам всем давно известный, лжец и подлец в полном смысле, и здесь таким же себя показал. Не отвечая ни на что, стоял как одурелый, он собой представлял самый отвратительный образец неблагодарного злодея и глупейшего человека", - так на ответы и поведение князя отреагировал император.

В частности, Волконский был обвинен в том, что он "участвовал согласием в умысле на цареубийство и истребление всей императорской фамилии; участвовал в управлении Южным Обществом и старался о соединении его с Северным". Он был найден виновным, и приговорен к 20 годам каторги и вечному поселению.

О жизни Волконских, сначала в ужасных каторжных условиях в Благодатском руднике в Нерчинске, затем в ссылочных, но весьма терпимых условиях около Иркутска, об амнистии императора Александра II - обо всем этом написано множество научных и литературных произведений. И тут не следует повторять путь уже пройденный более компетентными специалистами и историками чем я. Например, я уже обратить внимание читателя на статью, появившейся в Интернете доктора исторических наук, профессора РГГУ Оксаны Ивановны Киянской, хотя она далеко не единственный источник.

Ограничусь несколькими заключительными штрихами о некоторой "причудливости" князя Сергея, которую он унаследовал у своего отца - легендарного оренбургского губернатора Григория Семеновича Волконского, и которая его сопровождала, в меньшей или большей степени всю жизнь, но особенно выразилась на склоне лет.

"Старик Волконский - ему уже тогда было около 60 лет - слыл в Иркутске большим оригиналом. Попав в Сибирь, он как-то резко порвал связь с своим блестящим и знатным прошедшим, преобразился в хлопотливого и практического хозяина и именно опростился, как это принято называть нынче. С товарищами своими он хотя и был дружен, но в их кругу бывал редко, а больше водил дружбу с крестьянами; летом пропадал по целым дням на работах в поле, а зимой любимым его времяпровождением в городе было посещение базара, где он встречал много приятелей среди подгородних крестьян и любил с ними потолковать по душе о их нуждах и ходе хозяйства. Знавшие его горожане немало шокировались, когда, проходя в воскресенье от обедни по базару, видели, как князь, примостившись на облучке мужицкой телеги с наваленными хлебными мешками, ведет живой разговор с обступившими его мужиками, завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки. Когда семья переселилась в город и заняла большой двухэтажный дом, в котором впоследствии помещались всегда губернаторы, то старый князь, тяготея больше к деревне, проживал постоянно в Урике и только время от времени наезжал к семейству, но и тут - до того барская роскошь дома не гармонировала с его вкусами и наклонностями - он не останавливался в самом доме, а отвел для себя комнатку где-то на дворе - и это его собственное помещение смахивало скорее на кладовую, потому что в нем в большом беспорядке валялись разная рухлядь и всякие принадлежности сельского хозяйства; особенной чистотой оно тоже похвалиться не могло, потому что в гостях у князя опять-таки чаще всего бывали мужички, и полы постоянно носили следы грязных сапогов. В салоне жены Волконский нередко появлялся запачканный дегтем или с клочками сена на платье и в своей окладистой бороде, надушенный ароматами скотного двора или тому подобными несалонными запахами. Вообще в обществе он представлял оригинальное явление, хотя был очень образован, говорил по-французски, как француз, сильно грассируя, был очень добр и с нами, детьми, всегда мил и ласков; в городе носился слух, что он был очень скуп".

Такое описание даёт Николай А. Белоголовый. Но к этим словам надо относиться опять с некоторой осторожностью, так как они были написаны по памяти с детства, 15 лет после описанных событий, когда автор был еще совсем мальчиком.

В 1853 году произошло событие, которое внесло радость и разнообразие в жизнь Волконских в Иркутске. В гости приехала сестра Сергея Григорьевна Софья Григорьевна, овдовевшая супруга фельдмаршала Петра Михайловича Волконского. Она провела там около года. С позволением губернатора Муравьева-Амурского, брат и сестра совершили большое северное «сафари» по Сибири. Будучи приближённой к двору, она сообщила, что по состоянию его здоровья, жизнь и правление Императора Николая Первого подходят к концу, и что, по достоверным слухам, будущий император Александр был намерен амнистировать декабристов, оставшихся в живых.

Мнения историков расходятся по поводу личных и семейных отношений межу Сергеем и Марией Волконских во время их жизни в Сибири. Некоторые утверждают, что отношения между ними со временем стали всё более натянутыми. Известно, что у них были сильные разногласия по поводу выхода замуж их совсем молоденькой, 15-илетней дочери «Эллы» за жениха, чиновника, Дмитрия Молчанова. Мария была за, а князь Сергей был категорически против. Однако брак состоялся. В данном случае опасения Сергея Григорьевича оказались оправданными. Через некоторое время Молчанов был обвинен во взяточничестве и должен был вернуться в Россию на судебное разбирательство. Для Марии это был как гром с неба. В результате семейного конфликта здоровье Марии Волконской было сильно подорвано, лечение можно было иметь только в столице, и, получив разрешение от властей, она уезжает в Россию.

Несмотря на все конфликты и разногласия их любовь не угасла, а Сергей Григорьевич обожал жену всю свою жизнь. Как она его. Из её писем еще в 1826 году: первое письмо написано мужу в имении во время одной из многих отлучек:

"Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю, что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать все, чтобы я могла приехать к тебе если решено, что ты должен оставаться на своем посту".

Узнав о его аресте (о котором её родители от нё сначала скрывали) в марте 1826 Мария писала:

"Я узнала о твоем аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться... Какова бы ни была твоя судьба, я ее разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, - не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней".

В августе 1855 года в Сибирь доходит известие о смерти Николая I. Как не странно, но по свидетельству современников Сергей Волконский "плакал как ребенок". По иронии судьбы через несколько дней после отъезда Марии, новый император Александр II провозглашает амнистию оставшимся в живых декабристам. Сергей Волконский задерживается в Сибири еще год и в сентябре 1856 года возвращается в Россию, но остается под надзором полиции. По словам И. Аксакова, Волконский "возвратился в Москву маститым старцем, умудренным и примиренным, полным горячего, радостного сочувствия к реформам царствования Александра II, преимущественно к крестьянскому делу, полным незыблемой веры в Россию и любви к ней, и высокой внутренней простоты".

Никита Григорьевич Волконский (1781-1844)

Князь Григорий Семенович Волконский дал Родине трех сыновей и все они стали генералами, отличившиеся своей храбростью на разных полях сражения во время наполеоновских войн. Средним из братьев был князь Никита Григорьевич, родившийся в 1781 году.

Еще в детстве, как тогда было принято в семьях его класса, он был записан прапорщиком в один из гвардейских полков, в его случае в лейб-гвардии Измайловский полк, но начал он активную военную службу 1 января 1796 в чине подпоручика, когда ему еще не было полных 16 лет.

Нельзя сказать, что Никита Григорьевич был таким же "чудаком", как и его отец, но с точки зрения светских норм тех времен его поведение многим могло бы показаться все-таки "странным". По крайней мере, он провел очень необыкновенную жизнь, которая закончилась в далеком провинциальном итальянском городке Ассизи. Незаурядной была и жизнь его супруги - знаменитой княгини Зинаиды Волконской.

Как у его братьев Николая и Сергея, к концу наполеоновских войн его грудь была завешена орденами, как русскими, так и иностранными. В финальной стадии войны он отличился в "битве народов" под Лейпцигом, за что был удостоен золотой шпаги с алмазами "за храбрость" и сражался в битве за Париж. Немалую часть своего военного служения, как в России, так и за границей, князь Никита Григорьевич Волконский провел "при особе" императора.

Итак, прослужив почти 5 лет, в ноябре 1800 года молодой князь Никита уволился от военной службы с чином капитана. В сентябре 1801 принят к Императорскому Двору камер-юнкером. В январе 1807 года вновь поступил на военную службу в чине подполковника по армии и назначен адъютантом к генералу И. И. Михельсону - главнокомандующему Молдавской армией (откуда был выслан за свои гусарские "проказы" его младший брат Сергей). Князь участвовал в боях с турками и получил несколько наград. Осенью1807 года он произведён в полковники и назначен флигель-адъютантом к Александру I. Так, вкратце, закончилась первая стадия военной службы Никиты Сергеевича Волконского.

В июне 1812 года Наполеон напал на Россию, и началась Отечественная вона. Это на время прервало придворную петербургскую жизнь князя Никиты Волконского - жизни приемов и балов, на которых блистал не столь он, сколь его знаменитая супруга - красавица и светская львица Зинаида.

Осенью 1812 года Никита Волконский назначен состоять при Петербургском ополчении, которое входило в состав армии Витгенштейна, прикрывающей северную столицу от продвижения наполеоновской "Grand Armee" - "Великой Армии" - на южном направлении.

18-20 октября 1812 года, как раз в те дни, когда Наполеон начал свое отступление от Москвы в северной Белоруссии состоялось Второе сражение под Полоцком. Неприятельский гарнизон в Полоцке под командованием маршала Сен-Сира состоял из примерно 30 тысяч человек, хорошо приготовленных к обороне: перед городом были вырыты укрепления, в которых стояли пушки, а за ними - пехота и кавалерия, а другая батарея располагались на противоположном берегу реки Двины. Ведя огонь через реку, эти орудия могли беспрепятственно обстреливать пространство перед укреплениями и не позволять русским подойти к городу.

Витгенштейн решил атаковать под прикрытием темноты. Приступ Полоцка начался в полночь19 октября и продлился несколько часов до утра. Русским удалось ворваться в город, Сен-Сир сжег за собой мосты, оставив 2 тысячи баварцев, не успевших переправиться через Двину, не произвол судьбы. Они попали в плен.

В бою за Полоцк принимало участие Петербургское ополчение. "В этом ночном бою особенно отличилась одна из дружин - она смогла ворваться в город через речку Полоту, которая была перегорожена рядом бревен и обстреливалась французскими солдатами. "То было одним из мест, - писал в своих воспоминаниях маршал Сен-Сир, - на которых длиннобородые люди (как называли их наши солдаты), то есть ополчение Санкт-Петербурга, сражались с наибольшим ожесточением, и именно здесь русские выказали наиболее мужества".

"Стойкость ополченцев восхитила многих из боевых русских генералов. Один из них впоследствии так писал в своих воспоминаниях о Полоцком сражении: "Как часто я видел, как рядом со мной в колоннах падали целые ряды, и восхищался мужеством ополченцев, так как эти крестьяне, которые в первый раз стояли под огнем, часто стыдили старых солдат, а когда падал целый ряд их товарищей, то они только осеняли павших крестным знамением, говоря при этом: "Бог с вами! Ведь для этого же мы здесь!" и занимали их место, чтобы не возникало разрывов в строю, так как их учили всегда стоять, сомкнувшись друг с другом"".

(из статьи Ж.Л. Жмодикова в Санкт-Петербургском журнале "Костер").

Взятие Полоцка создало угрозу путям снабжения отступающих войск Наполеона, но победа обошлась дорогой ценой. Французы потеряли 6 тысяч убитыми и ранеными (помимо пленных). Согласно надписи на мраморной плите на стене Храма Христа Спасителя русские потеряли убитыми и ранеными около 8 тысяч бойцов. Из них 2 тысячи человек из Петербургского ополчения - почти каждый пятый воин. А офицеры ополчения за два дня боев потеряли убитыми и ранеными 80 человек. Среди них был и князь Никита Сергеевич Волконский. Он был контужен осколком гранаты в правый бок, вследствие чего был вынужден выйти на время в отставку.

Кстати, ополченцы Отечественной войны 1812 года заслуживают несколько слов. В той же статье Ж.Л. Жмодикова читаем:

"Царь Александр I обратился к русскому дворянству с манифестом (воззванием), в котором призвал создавать ополчение. Это войско составлялось из крепостных крестьян, а их владельцы - дворяне-помещики - сами определяли, сколько и каких своих крестьян отправить в него, и обеспечивали отправляемых всем необходимым: одеждой и деньгами на несколько месяцев. Крестьяне-ополченцы назывались воинами или ратниками. Командирами отрядов ратников назначались дворяне, сами вызвавшиеся служить в этом войске. Командный состав Петербургского ополчения насчитывал около 300 человек. Всего 5 дней ополченцев обучали самым необходимым солдатским военным "наукам": уметь строиться и перестраиваться, ходить строем в ногу, заряжать ружье и стрелять. Воздавая должное мужеству петербургских ополченцев в первом их бою, Александр I впоследствии наградил около ста ополченческих командиров".

В память об этой победе в Полоцке был воздвигнут монумент, который при советской власти разрушили коммунисты.

19 декабря 1812 - два месяца после ранения - князь Никита Григорьевич Волконский вернулся на службу и состоял в свите Александра I.

Во время заграничного похода 1813 года, в котором участвовали все три брата Волконских, он сражался в Саксонии под Люценом, Бауценом и Дрезденом. 15 сентября того же года произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту императора. В сражении под Лейпцигом, Никита Григорьевич вновь отличается и награжден золотой шпагой с алмазами "за храбрость". В той же "Битве Народов" его младший брат Сергей Григорьевич награжден орденом святой Анны 1-й степени. Кампания 1814 года забросила Никиту Сергеевича на территорию Франции, где он принимает участие практически во всех крупных сражениях: под Бриенном, Ла-отьером, Бар-сюр-Обом, Арси-сюр-Обом, при Фер-Шампенуазе и под Парижем.

После падения Парижа и отречения французского императора князь Никита Волконский сопровождает Александра I в поездке на Венский конгресс. Конгресс начался в сентябре 1814 года и длился девять месяцев. На конгрессе страны-победительницы - Россия, Австрия, Англия и Пруссия перекраивали карту Европы. Весной 1815 года участники этого процесса были потрясены сенсационной новостью о побеге Наполеона с острова Эльба и его высадке на юге Франции. С криками "Vive l'Empereur!" "Да здравствует император!" вокруг его знамени вновь ополчились верные ему войска. Наступила последняя фаза наполеоновских войн - "100 дней", закончившаяся его окончательным разгромом под Ватерлоо 6 июня 1915 года.

В результате конгресса в сентябре 1815 года Россия, Австрия и Пруссия создали Священный союз, к которому в ноябре присоединилась и Франция, где была восстановлена монархия. Венский конгресс был первой попыткой установить прочный мир на основе коллективного соглашения всех европейских государств. Он дал гарантии границ между странами и обеспечил несколько десятилетий мира и относительного спокойствия в Европе после 25 лет почти непрекращающихся войн.

На конгрессе успели побывать все три Григорьевича - братья Волконские - Николай, Никита и Сергей, а также их зять, - князь Петр Михайлович Волконский - "мозг" плана операции по взятию Парижа. Помимо того, что на нем проводилась серьезная политическая работа и дипломаты занимались своими закулисными интригами, конгресс прославился тем, что на нем "танцевала вся Европа". Знаменитый австрийский дипломат князь Меттерних, например, устроил бал, освещенный тысячью свечами, на который он пригласил 1800 гостей!

С наступлением мира закончилась боевая карьера генерал-майора Никиты Волконского. В набор его наград входили:

Орден Святой Анны 1-й степени

Орден Святого Владимира 2-й степени

Почетный командир Ордена Святого Иоанна Иерусалимского (Россия)

Прусский Орден Пур ле Мерит

Прусский Орден Красного Орла 2-й степени

Австрийский Орден Леопольда 2-й степени

Баварский Военный Орден Максимилиана Иосифа 3-й степени

Золотая шпага "За храбрость" с алмазами.

В декабре 1927 года князь Никита Волконский окончательно перешел с военной службы в придворную егермейстером, получив гражданский чин тайного советника (что соответствовало военному чину генерал-лейтенанта).

Как и у младшего брата декабриста Сергея, у князя Никиты Григорьевича были две жизни, которые сильно отличались друг от друга и носили совсем разный характер. С одной стороны - это было его военное служение, а с другой стороны, это была его личная жизнь, которая была действительно неординарной.

Никита Сергеевич Волконский - загадочная фигура, и вокруг его супружеской жизни есть немало загадок, которые ставят историков в тупик и по сей день. Что касается его военных подвигов и его роли одного из командиров русских войск во время наполеоновских войн, то тут все ясно. О них свидетельствуют награды и ордена, которые он заслужил на разных полях сражений. В этом он не отличался от своих братьев и от других героев этих войн. Но не благодаря этому он вошел в историю. История его помнит в первую очередь как "мужа своей жены" - Зинаиды Волконской. Он стоит как бы в тени его более знаменитой супруги, которая была своего рода "суперзвездой" своих времен.

6 февраля 1811 года состоялась свадьба Никиты Волконского с очаровательной 18-летней княжной Зинаидой Александровной Белосельской-Белозерской, дочерью известного и заслуженного дипломата. Видимо, невеста выполняла посмертную волю недавно скончавшегося отца. Жених - егермейстер его Величества был почти на 30 лет ее старше. В ноябре того же года у них родится сын, названный Александром, крестным отцом которого станет император Александр I. Ходили слухи, что истинный отец - сам император и брак состоялся по необходимости, во избежание скандала. И действительно, брак состоялся довольно спешно, и не по настоящей любви. Ее не было ни с той, ни с другой стороны, о чем свидетельствует дальнейшая жизнь четы Волконских. Значительную часть супружеской жизни они потом проведут "в разъезде".

То, что император оказывал особое внимание фрейлине Двора Зинаиде, и не мог скрыть свою явную симпатию к ней, бросалось в глаза. Александр I был падок на женскую красоту и называл жену своего флигель-адъютанта "прекраснейшим украшением своего дворца". Роман императора с фрейлиной не мог не вызвать всяких слухов и сплетен среди придворных дам. С другой стороны, царь Александр к своему крестному сыну никакого интереса не проявлял, и слухи со временем утихли. К тому же, судя по сохранившейся переписке между Александром и Зинаидой, их любовь была платонической. Роман был долгим, то стихая, то вновь пробуждаясь до конца жизни императора, несмотря на то, что у него была и другая фаворитка - Мария Нарышкина.

Вместе с двухлетним сыном Зинаида Волконская сопровождала своего мужа Никиту Григорьевича в его заграничных походах 1813-1814 годов в Саксонии и Франции. В то время как князь сражался под Лейпцигом и в других местах, она оставалась в тылу в относительной безопасности в Праге и в Теплице в северной Чехии. В кампании непосредственное участие принимал император. Это давало ему возможность общаться с Зинаидой. Они неоднократно встречались, часто переписывались, договариваясь о свиданиях. Бывало, что князь Никита сам передавал их письма. Действительно, это был необыкновенный треугольник.

Естественно возникает вопрос - насколько интимны были отношения между императором и княгиней Зинаидой? Никто среди историков пока что не может дать на этот вопрос однозначный ответ. На него в принципе практически невозможно ответить. Но судя по всему, отношения между ними носили платонический характер. Об этом свидетельствуют слова отдельных современников тех времен, а также значительное количество писем и записок императора к Зинаиде Волконской, дошедшие до наших дней, которые ныне хранятся в США в библиотеке Гарвардского университета. (К счастью, эти документы были вовремя вывезены из России, и их не постигла та участь, что постигла семейные архивы декабриста князя Сергея Волконского в Советском Союзе).

В августе 1813 года царь писал Зинаиде: "Только Вы умеете делать приятными всех, с кем Вы общаетесь, поскольку Вы сами одарены той любезностью, которая заставляет всех чувствовать себя рядом с Вами легко и непринужденно. Поэтому часы, проведенные рядом с Вами, доставляют истинную радость".

Император делился с Зинаидой и своими радостями и разочарованиями, неудачами и успехами. Сообщив ей радостную новость о победе под Лейпцигом, он добавляет; "Поверьте, что я на всю жизнь Ваш и сердцем, и душой, и я скажу также: "Позор тому, кто дурно об этом подумает".

В ходе наполеоновских войн и после их окончания Зинаида Волконская побывала в разных местах за границей - в Дрездене, Праге, Вене, Париже, Лондоне и Вероне, везде блистая на балах и великосветских раутах, давая повод для новых сплетен, теперь уже по всей Европе. Но она умела не только танцевать вальсы и полонезы с королями и герцогами на балах. Природа щедро одарила княгиню Зинаиду талантами. Она писала стихи и прозу (не трех языках), сочиняла музыку (целую оперу "Жанна д'Арк"), выступала на сцене, ставила пьесы и оперы. У нее был прекрасный голос, который позволял ей выступать в заглавных оперных ролях на высоком профессиональном уровне. По ее инициативе в Париже была поставлена премьера оперы Дж. Россини "Итальянка в Алжире", в которой она исполнила заглавную партию Эльвиры. Великий композитор обожал ее голос и посвятил ей цикл романсов.

После заграничных поездок Зинаида Волконская вернулась в 1817 году в Петербург, но, ненадолго. Крайне впечатлительная и увлекающаяся всем новым и незаурядным, она больше не находит удовлетворения в чопорной обстановке в великосветской жизни северной столицы. Встречи с императором становятся реже, хотя переписка продолжается. В 1820-1822 она совершает еще одну поездку в Италию. В составе императорской свиты она присутствует на конгрессе в Вероне, где очаровывает всех. Говорят, она успела завоевать сердце британского герцога Веллингтонского, победившего Наполеона при Ватерлоо. К тому же она находит время выступать на оперных сценах Рима и Вероны.

В 1824 году она переезжает в Москву. Князь Никита остается в Петербурге на службе при дворе. Она поселяется в особняке своей мачехи на Тверской улице. Ее салон в этом доме скоро становиться центром культурной и артистической жизни Москвы. Этот дом стоит и сегодня. С конца XIX века в нем находится магазин - "Елисеевский".

В течение нескольких лет в салоне княгини Зинаиды Волконской собирались самые знаменитые писатели тех времен, в том числе Пушкин, Мицкевич, Баратынский, и безнадежно в нее влюбленный молодой гений Веневитинов, умерший 22 лет от роду. Ему принадлежат строки:

Зачем, зачем так сладко пела ты?

Зачем и я внимал тебе так жадно

И с уст твоих, певица красоты,

Пил яд мечты и страсти безотрадной?

"Эта замечательная женщина, - пишет современник, - с остатками красоты и на склоне лет, (ей было тогда 32-33 года!), писала и прозою, и стихами... Тут же, в этих салонах, можно было встретить и все, что только было именитого на русском Парнасе".

Бывали в этом "волшебном замке музыкальной феи" и "простые" знатные люди, которые прямого отношения к литературному и художественному Парнасу не имели, но интересовались культурной жизнью первопрестольной столицы, например дальний родственник по мужу генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Волконский.

"Виделся я c княгинею Зенаидою Александровною Волконскою, а она умная и приятная барыня, но предана, кажется, иностранству и излишне свободомыслию", хотя "талант ее в музыке и пении необыкновенной" - комментирует он.

Новость об аресте Сергея Григорьевича Волконского за участие в декабристском заговоре раздалась как гром в семье Волконских. В русском обществе декабристы после событий 14 декабря 1825 года не выглядели героями, многие считали их изменниками, предателями национальных интересов. Братья Сергея и другие члены семьи продолжали верой и правдой служить царствующему дому.

"Диссидентом" оказалась Зинаида Волконская. 26 декабря 1826 года в доме на Тверской она демонстративно устроила проводы в Сибирь жены Сергея Григорьевича Марии Николаевны, чем вызвала неудовольствие властей и нового царя Николая I. На этом музыкальном вечере, который носил скорее торжественный характер, и на который был приглашен весь цвет первопрестольной столицы, присутствовал и Александр Пушкин. Пушкин читал М.Н. Волконской свое "Послание к узникам" ("Во глубине сибирских руд...") - декабристам.

Спустя сорок лет Мария Волконская вспоминала: "В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду. Она окружила меня заботами, вниманием, любовью и состраданием. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, которые были тогда в Москве, и несколько талантливых певиц. Прекрасное итальянское пенье привело меня в восхищение, а мысль, что слышу его в последний раз, делала его для меня еще прекраснее".

Над ней был установлен тайный надзор полиции. Директор канцелярии фон Фок докладывал шефу жандармов:

"Между дамами две самые непримиримые и всегда готовые разорвать на части правительство - княгиня Волконская и генеральша Коновницына. Их частные кружки служат средоточием всех недовольных; и нет брани злее той, которую они извергают на правительство и его слуг".

Еще в Петербурге княгиня Зинаида была прихожанкой католического храма и со временем она приняла католическую веру. Новый император Николай I не питал нежных чувств к Зинаиде подобно старшему брату Александру. К тому же принятие ею католического вероисповедования православный царь воспринял чуть ли не как измену родине. Строптивая княгиня Волконская получила от Николая Павловича "разрешение" отправиться за границу; имение её было переведено на имя сына.

Взяв с собой подрастающего сына, в 1829 Зинаида Волконская уезжает навсегда в Италию. Вслед за ней уедет и ее муж Никита. Сначала она обосновалась во дворце Палаццо Поли в центре Рима, затем купила старинную виллу на возвышенности на окраине города, которая и по сей день носит название "Villa Volkonsky".

О других Волконских - участниках наполеоновских войн.

По случаю двухсотлетия Отечественной войны 1812 года мы вспомнили в нашем кратком историческом труде о пяти широко известных героях из рода Волконских, участников наполеоновских войн. Но были и другие. Среди них еще два генерала - князь Дмитрий Петрович и Сергей Александрович. Некоторые из этих участников, особого внимания историков не привлекли, и поэтому, мы о них гораздо меньше знаем, чем о тех, о которых уже шла речь. О них - об этих "неизвестных" героях наполеоновских войн следовало бы сказать пару слов, так как не хотелось бы, чтобы их имена навсегда канули в лету прошедших времен или в лучшем случае стали бы достоянием изучения лишь двух-трех узких специалистов. Родина должна о них помнить, так как она у них в долгу.

Дмитрий Петрович Волконский (1764-1812)

О князе Дмитрии Петровиче Волконском "сведений до нас дошло очень мало - пишет электронная энциклопедия Википедиа - и даже правнучка его брата, автор родословной князей Волконских (княгиня Елизавета Волконская), смешала его с другим лицом, приписав ему службу на Кавказе в 1804 г., тогда там правителем Грузии в это время был князь Дмитрий Михайлович Волконский.

Сын председателя Рязанской гражданской палаты князя Петра Александровича Волконского, князь Дмитрий Петрович родился в 1764 году. В 1788 году, т.е. в 24-летнем возрасте он был произведен из капитан-поручиков Преображенского полка в капитаны, а четыре года спустя - из гвардии капитанов в полковники. В 1801 г. он участвовал в особой комиссии под председательством цесаревича Константина Павловича "для рассуждения о нуждах армии". К концу царствования Павла I князь Дмитрий Петрович был уже генерал-лейтенантом, командиром державного ордена св. Иоанна Иерусалимского и занимал должность генерал-интенданта, которую сохранил и при Александре I.

В одном источнике середины 19-го века говорилось: "В 1804 г. Дмитрий Петрович находился в действующей армии на Кавказе, где неудача князя Цицианова под Эризанью приписана была его замедлению, вследствие чего к концу года он отозван был из армии. Однако, судя по отзыву князя Петра Михайловича Волконского в письме к тестю своему князю Григорию Семеновичу от 22 ноября 1804 г., можно предполагать, что причины неудачи заключались не в одном Дмитрии Петровиче. В этом письме князь Петр Михайлович, строгая справедливость которого не подлежит сомнению, прямо обвиняет самого Цицианова в неосмотрительности при составлении диспозиций и в чрезмерной самонадеянности".

Как бы то ни было, в 1807 г. во время Прусской кампании Дмитрий Петрович находился в качестве генерал-интенданта армии и в числе немногих лиц свиты, выехавших 18 марта с императором в действующую армию.

Кроме этих нескольких сухих фактов мало что известно о жизни и карьере князя Дмитрия Петровича. Известно, что он был кавалером св. Георгия 3 степени, сражался в Отечественной войне и умер он от ран после продолжительной болезни 30 сентября 1812 г. в селе Малинки Рязанской губернии, где и был временно погребен. В 1814 г. прах его был перенесен в село Суханово под Москвой и предан земле в склепе под мавзолеем, воздвигнутом в его память его вдовой статс-дамой Екатериной Алексеевной (урожденной Мельгуновой). Мавзолей и храм покровителя рода Волконских святого Дмитрия Ростовского был построен по проекту известного архитектора Д. Жилярди. Усадьба Суханово перешла по наследству любимому племяннику Екатерины Алексеевны светлейшему князю генерал-фельдмаршалу Петру Михайловичу Волконскому. Екатерина Алексеевна скончалась в 1853 году.

Как упомянуто в первой статье данного цикла, в советские времена коммунисты осквернили Суханово, а в соседнем Свято-Екатерининском монастыре, вошедшем в историю как "Сухановка", устроили одну из самых страшных пыточных тюрем советских времен, в которой были сожжены тысячи трупов людей. Там чекисты убивали в первую очередь бывших высокопоставленных большевиков, которых Сталин считал нужно было уничтожать без суда и следствия. Сухановкой пугали даже несчастных узников Бутырки и Лефортова.

Могилы из находившейся неподалеку усыпальницы Волконских выбросили на двор, в том числе могилы князя Дмитрия Петровича и его супруги Екатерины Алексеевны, останки рассеяли по территории усадьбы, гробы использовали в качестве корыт для скота, а на месте домового храма устроили столовую.

С 30 годов прошлого века усадьба "принадлежит" дому отдыха Союза архитекторов сначала СССР, теперь РФ. Итак, 200 лет после окончания Отечественной войны 1812 года зал-ротонда мавзолея над усыпальницей князей Волконских используется в качестве "пищеблока" и банкетного зала, где по праздникам устраиваются танцевальные вечеринки.

Чтобы нынешней России очиститься от своего советского прошлого и вернутся к тому уровню культуры, духовности и благородия, олицетворенному ее защитниками 200 лет назад, понадобится, на мой взгляд, еще 200 лет. А может быть, вообще уже поздно. Взгляните еще раз внимательно на портрет князя Д.М. Волконского, созданный Владимиром Боровиковским. Таких людей на Руси практически не осталось. Большевики их систематически истребляли "за породу".

Сергей Александрович Волконский (1786-1838)

Об участнике наполеоновских войн князе Сергее Александровиче Волконском, двоюродном брате видного военачальника генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Волконского больше знают во Франции, чем в России. В наши дни его портрет, написанный французским художником, висит в музее города Реймса, примерно в 180 километрах северо-восточнее Парижа. Почему он там? И какими судьбами он туда попал?

Сергей Александрович, сын бригадира князя Александра Сергеевича и Анастасии Алексеевны, урожденной княжны Кольцовой-Мосальской, родился в 1786 году. Когда началась Отечественная война, князь вступил в Московское ополчение. В 1813 году, будучи капитаном ополчения, Сергей Александрович за отличие в сражении был произведен в майоры Архангелогородского полка. В составе этого полка он с мая 1813 года по март 1814 года участвовал в сражениях в Германии и Франции.

Наполеон одержал свою последнюю крупную победу (против превосходивших сил противника) под Дрезденом в Саксонии в августе1813 года, в результате которой русские, прусские, и австрийские войска были временно отброшены на восток в направлении Чехии. Затем последовало его поражение в "битве народов" под Лейпцигом, после чего военные действия перекинулись на территорию самой Франции, где ранней весной 1814 года шли ожесточенные бои. Несмотря на тот факт, что у Наполеона осталось примерно 70 тысяч солдат против почти полумиллионной союзной армии под командованием маршалов Шварценберга (Австрия) и Блюхера (Пруссия), ему удалось одержать несколько местных побед, в том числе под Реймсом.

Однако сражение под Реймсом 1814 года можно считать "лебединой песней" гениального полководца

Как раз в марте 1814 года, когда Реймс находился в руках русских и прусских войск под командованием русского генерала-лейтенанта французского происхождения графа Эммануила де Сен-При (Emmanuel de Saint Priest), Сергей Волконский был назначен комендантом Реймса. Это совпало с боями за город.

В письме от 14 марта 1814 года Наполеон писал своему брату Жозефу: "Вчера я прибыл в Реймс, который был оккупирован генералом Сен-При тремя русскими дивизиями и одной новой - прусской. Я захватил город, взяв двадцать пушек, много багажа, и 5000 пленных. Генерал Сен-При смертельно ранен".

Памятник павшим в этом бою русским офицерам стоит и по сей день на северном кладбище города Реймса.

Но победа союзных войск над наполеоновскими была лишь вопросом времени. 31 марта 1814 года пал Париж, и 6 апреля Наполеон отрекся от своего императорского престола. Реймс заново заняли русские войска, и князь Сергей Волконский приступил к своим обязанностям коменданта города, которые он исполнял почти год.

По словам местного свидетеля (М. Geruzez, "Description de Reims"), в этой должности князь Волконский проявлял внимание к нуждам горожан. Он не допустил пруссаков до реквизиции, которую они незаконно хотели произвести в городе, а в другом источнике говорится: "C'est le gouverneur militaire Serge Volkonsky: qui dirige la place, payant de sa poche les degradations occasionnees par ses troupes en ville." "Военный губернатор Сергей Волконский управляет местом, расплачиваясь из своего собственного кармана за ущерб, причиненный своими войсками в городе".

Городское управление в благодарность за оказанные услуги, поднесло ему ларец, украшенный бриллиантами, с гербом города Реймса и надписью: "Au Prince Wolkonsky, la ville recоnnaissante". "Князю Волконскому от благодарного города".

Покидая Реймс, на элегантном французском языке князь написал мэру следующее письмо:

"Господин мэр, сегодня заканчиваются мои обязательства; господин полковник де Мелен от имени французского правительства принимает на себя командование городом. Будьте любезны, господин барон, оповестить об этом всё управление и всё население города. Пожалуйста, примите мою искреннейшую благодарность жителям города за их хорошее отношение к союзным войскам и в особенности ко мне. Воспоминания о проведенном мною времени в Реймсе будут всегда приятными, и я никогда не перестану желать городу счастья. Примите, господин, выражение совершеннейшей благонамеренности от Вашего покорнейшего слуги".

Впрочем, управление Сергея Александровича Волконского в Реймсе почти совпало по времени с губернаторством в Дрездене и Саксонии князя Николая Репнина-Волконского. В обоих местах они оставили о себе добрую и вечную память. И в обоих местах они несли немалые расходы, связанные с управлением города "из своего собственного кармана".

Князь Сергей Александрович Волконский вышел в отставку в 1820 году и умер 4 марта 1838 года в Москве.

Петр Алексеевич Волконский (1759-1827)

Бригадир князь Петр Алексеевич Волконский известен тем, что находился в Москве во время оккупации ее французами и оставил об этом воспоминания - "У французов в Московском плену 1812 года", написанные вскоре после событий. В этом плену князь провел 22 дня. Об оккупации французами города участники тех событий оставили немало воспоминаний. Но в большинстве случаев они были написаны спустя годы и даже десятилетия и поэтому могут носить частично легендарный характер. Также, каждому читателю Льва Толстого известны яркие сцены из романа "Война и мир", в котором он описывает Москву в те времена. Ценность воспоминаний П.А. Волконского заключается в том, что они представляют собой практически репортаж корреспондента "в прямом эфире" с места событий и, наверное, заслуживают написания докторской диссертации на эту тему. Другой информации о князе Петре Алексеевиче Волконском у автора нет.

Юрий Александрович Волконский (1794 - после 1856)

О князе Юрие Александровиче Волконском, кроме того, что он участник ополчения 1812 года, впоследствии полковник, и двоюродный брат генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Волконского других сведений у автора, к сожалению, нет. Возможно, он был младшим братом Сергея Александровича Волконского, коменданта города Реймса. Судя по дате рождения, ему было 16 лет, когда он вступил в ополчение.

Андрей Львович Волконский (1793-1865)

Участник наполеоновских войн Андрей Львович Волконский - из третьей (младшей) ветви князей Волконских, которая берет свое начало от князя Федора Ивановича Тарусского и Волконского, павшего на Куликовом поле в 1380 году. В начале XVIII века представители этой ветви поселились в Воронежской губернии и стали зваться (в том числе среди "столичных" Волконских) - "Воронежскими Волконскими".

"Отец Андрея Львовича, князь Лев Александрович Волконский, был капитаном артиллерии, принимал участие в боевых действиях против турок в Крыму и при отставке в 1777 году получил чин майора фузилёрного полка. Его родовое поместье находилось в селе Варваро-Борки Задонского уезда, и было населено 749 крепостными".

Так, примерно, говорится в источниках давних времен.

Молодой Андрей Львович Волконский поступил в Первый кадетский корпус в 1803 году. Когда в 1812 году началась Отечественная война, он, будучи прапорщиком, пошел служить в действующую армию. Ему тогда было 19 лет. Он был в различных сражениях с французами, участвовал в переходе через реку Рейн в 1813 году и взятии Парижа.

30 марта 1814 года русский корпус графа Александра Федоровича Ланжерона после ожесточённых боёв занял господствующую на северных подступах к Парижу возвышенность Монмартр. Столица Франции капитулировала на следующий день, прежде чем Наполеон успел перебросить войска для её спасения. Сражение за Париж стало в кампании 1814 года одним из самых кровопролитных для союзников, потерявших за один день боёв более 8 тысяч солдат из них более 6 тысяч русских.

Князь Андрей Волконский был награжден серебряной медалью в память Отечественной войны 1812 года и медалью за взятие Парижа. Вернувшись на родину после заграничных походов, в 1818 году он ушел в отставку в чине поручика 44-го Егерского полка и поселился в родовом имении, где занялся его управлением. Его военная карьера была короткой. В 25 лет он был уже в отставке. Но за это время он успел пройти от Задонского уезда до Парижа.

Жена князя Андрея Львовича Анастасия Алексеевна (урожденная Буткова) был известная тем, что давала деньги в долг многим воронежцам и занималась благотворительностью (что стало традиционным занятием многих жен из богатого дворянства). Князь Андрей Львович Волконский скончался в 1865 году. Его супруга пережила его на три года. Незадолго до смерти она поровну разделила все свое имущество между детьми, но три тысячи рублей она завещала церквам и монастырям "на вечный помин", восемьсот рублей на оправку иконостаса в церкви великомученицы святой Варвары (построенной князем Львом Петровичем в конце XVIII века) и 250 рублей - для раздачи бедным.

К сожалению более подробных сведений о его прямом предке князе Андрее Волконском и о его супруге Анастасии, у автора данного цикла статей "Волконские в битвах с Бонапартом" - нет.

Несомненно, и другие сведения были бы всем доступны, если бы не произошла большевицкая революция в 1917 году. В результате неё все наши семейные архивы и портреты пропали. Усадьба "Княжьи Борки" в селе Варваро-Борки (сегодня - это Липецкий район) полностью уничтожена. Коммунисты, годы и природа сделали свое дело. Уцелела, однако, в нашем селе Варваринская церковь.

Нельзя сказать, что визит летом 2008 года в Варваро-Борки оставил у меня радостные воспоминания. Поляна на склоне холма где стояла усадьба, смотрящая на юг и на речку, заросла по пояс полынью и крапивой. Даже фундаментов дома не видно. Там, где, когда-то кипела жизнь, и звучали голоса, смех и музыка - теперь глухая тишина. И даже в солнечный день в воздухе, мне показалось, висел тлетворный дух разрушения и смерти.

Год спустя 1 июля 2009 в Интернете появилась статья, принадлежащая перу блоггера по имени GOROD48, озаглавленная: "В Липецкой области обнаружены останки князей Волконских". Цитируем дословно:

"Вчера прихожане церкви святой Варвары в селе Варваро-Борки Липецкого района начали обследовать склеп представителей одного из знатнейших родов России.

Останки князей, ведущих свое происхождение от Рюриковичей, обнаружили случайно. Для реставрационных работ в церкви святой Варвары потребовалось обследовать ход в усыпальницу Волконских, которая расположена под полом храма.

Как рассказал GOROD48 житель Варваро-Борок Владимир Янук, выяснилось, что высота хода в склеп - в человеческий рост. Прихожане до усыпальницы не добрались. Поскольку в самом начале пути наткнулись на человеческие останки.

"Мы обнаружили фрагменты черепа, которые, скорее всего, принадлежал ребенку и кости взрослого человека, - сообщил GOROD48 Владимир Янук. - Кроме этого был найден гроб, обитый зеленым сукном и матерчатую ткань под "серебро".

О том, что княжеские останки лежат неподалеку от входа в склеп, знали многие жители Варваро-Борок. В 1929 году храм переоборудовали под складское помещение. Из склепа советские активисты достали гроб одного из князей, открыли его, срезали с кафтана, в который были облачены останки, пуговицы, а затем понесли "сатрапа" по селу. После чего покойника бросили прямо у входа в склеп:

Прихожане храма святой Варвары намерены продолжить обследовать княжескую усыпальницу. В дальнейшем останки князей Волконских упокоят в соответствии с христианскими обрядами.

А историкам и краеведам предстоит ответить на вопрос: "Откуда в склепе останки ребенка?" Считалось, что в склепе были похоронены три представителя рода Волконских, живших в конце XIX - начале XX века: Аполлон Андреевич, его жена Анна Васильевна и их сын Андрей Аполлонович. Об этом свидетельствует мраморное надгробие, которое лежит неподалеку от храма.

Церковь в Варваро-Борках построена в 1782 году князем Львом Александровичем Волконским, который являлся владельцем села и 749 душ крепостных крестьян. Храм в настоящее время нуждается в срочной реставрации".

Может, уместно сказать несколько слов об обитателях "Княжьих Боров", о потомках князя Андрея Волконского и одновременно о моих прямых предках.

Имение Андрея Львовича Волконского перешло по наследству сыну Аполлону. Его сын Михаил Аполлонович воспитывался в Московском пехотном юнкерском училище и затем служил в 145-м пехотном Звенигородском полку. В 1898 году он вышел в отставку подпоручиком. Женат он был на Елене Николаевне Сосновской, дочери генерал-майора. В 1898 у них родился сын Валентин (отец автора данного труда) и в 1900 году - Александр. На пороге XX-го века князь Михаил Волконский и супруга Елена переехали в Москву. Оба они пропали "без вести" осенью 1919 во время Гражданской войны, когда корпус Мамонтова и Шкуро наступал на Москву. Их судьба неизвестна. Может, пытаясь пробраться к белым, они погибли в пути. Может их красные расстреляли без суда и следствия в одном из подвалов ЧК.

В последний раз князь Валентин Михайлович вместе с младшим братом Александром были в родовом имении в Варваро-Борках вскоре после большевицкого переворота. Их там уже ждали большевики. Но их спасли крестьяне, вывезшие их на телеге под сеном. Затем оба сражались в рядах Белой армии. У Валентина Михайловича было железное здоровье. Он пережил ранение пулей навылет через живот и сыпной тиф, который косил почти всех. После поражения Белых братья разными путями оказались в эмиграции.

Я не буду подробно пересказывать здесь то, о чем повествует в своей книге "Прощай, Россия!" моя мать Лидия Александровна Волконская. Её книга вышла в Сан-Франциско в 1973 году. Намечается её выпуск в Российской Федерации в печатном виде в издательстве ИКАР, вместе с моим сокращённом к ней «Эпилоге». Тем временем, вы можете ознакомиться с ее содержанием в Интернете на сайте www.volkonsky.com.

Мой отец был выпускником последнего (ускоренного) выпуска Морского корпуса в 1917 году. Это было уже при Временном правительстве А. Керенского, но он успел еще принять участие в военных действиях против турецкого флота в Черном Море. После эмиграции в Польшу и после окончания Второй мировой войны судьба забросила нашу семью в Англию, и отец вновь пошел на службу во флот - на сей раз в британский - в качестве педагога в штатском в военной школе иностранных языков, которая находилась на авиабазе Крейл, севернее Эдинбурга, на восточном берегу Шотландии.

Что касается автора - то тут неуместно и неудобно много говорить о себе. Скажу лишь следующее: вырос я в Англии. Окончил Оксфордский университет. По приглашению Виктора Семеновича Франка, сына выдающего русского философа Семена Франка в 1964 году поступил на службу на Радио Свобода в Мюнхене. Затем работал журналистом на Би-Би-Си в Лондоне, и на Голосе Америки в Вашингтоне. В особенности интересовался историческим темами и среди прочего создал цикл передач из 100 серий под названием "Страницы истории" в основном об истории Второй мировой войны. Теперь я "в отставке". Имею два гражданства - американское и британское. Имею двух сыновей. Первый от бывшей жены - Александр американец, живет в Вашингтоне. Второй от жены Екатерины - Михаил - русский. Имею два места жительства - в Вашингтоне, США и в Саксонии в Германии. Проживал несколько лет в Москве. Тогда была надежда, что Россия вновь станет Россией. Но надежды не оправдались. К власти в Российской Федерации пришёл неосоветский режим, олигархов, воров и бандитов. И везде стоят памятники Ленину и его мощи продолжают гнить в стеклянной коробке в своём мавзолее, а Сталину в кремлёвской стене подносят цветы.

И мы оттуда уехали.

В русскоязыной версии электронной энциклопедии Википедия пишется: "Волконские - известный и древний русский княжеский род. Происходил от Рюрика через Олега Святославича и его потомков" и т.д. Как вы, наверное, заметили, пишется это в прошедшем времени - "Происходил". Это не совсем так. Во-первых, я и мои дети, Слава Богу, живы и здоровы и продолжаем «происходить». Во-вторых, в Эстонии ныне здравствует еще один потомок участников Отечественной войны 1812 года - прямой потомок декабриста Сергея Григорьевича - князь Петр Андреевич Волконский (сын известного композитора Андрея Волконского) и у него тоже есть дети. Кроме того, в Америке живут и другие представители рода, среди которых Джон Пентекост-Волконский (внук белогвардейского офицера Бориса Волконского - у него тоже подрастает потомство) и тёзка автора, Олег Волконский, проживающий в Нью-Йорке. Есть Волконские и во Франции. В России осталось несколько представителей рода по женской линии и экономист князь Борис Александрович Волконский. Никто из нас не перестал "происходить", а происходим. Так что слухи о нашей кончине, как сказал Марк Твен "немножко преувеличены".

«Молодой Александр Первый стал уделять постоянное внимание княжне Зинаиде Александровне Белосельской-Белозерской с 1808 года, когда юная фрейлина появилась при дворе вдовствующей императрицы Марии Федоровны. 8 февраля 1811 года княжну выдали замуж за флигель-адъютанта императорской свиты князя Никиту Григорьевича Волконского (1781-1844), отличившегося в битве с французами под Фридландом. 11 ноября у них родился сын Александр, и император стал его крестным отцом.

Князь Никита Волконский участвовал в походах 1812-1813 года, сражался с французами под Полоцком и Чашниками. В 1813 году Никиту Григорьевича произвели в генерал-майоры и наградили за храбрость золотой шпагой с алмазами. Он находился при Главной квартире и выполнял распоряжения императора. Супруга его следовала за армией, и Александр Первый посылал князя отвезти свои письма Зинаиде Александровне.

В этих письмах отражена непростая история трех русских семей — императорской, Волконских и незаконных отношений Александра Павловича с М.А.Нарышкиной. Здесь же содержатся и интереснейшие сведения о событиях зарубежного похода русской армии, жизни Западной Европы и императорского двора.

Завершилась же эта история в феврале 1826 года, когда гроб с телом императора стоял в Архангельском соборе московского Кремля, охраняемый траурным почетным караулом. В собор вошла дама в черном платье и под черной вуалью, низко поклонилась царскому праху и положила на гроб венок незабудок. Юный камер-юнкер и поэт М.А. Дмитриев узнал княгиню Зинаиду Волконскую. После на римской вилле княгини появился памятник Александру Первому, белый бюст на постаменте того самого красного гранита, из которого сделана знаменитая Александрийская колонна в Санкт-Петербурге».

………………

Если благие намерения и вознаграждаются когда-либо, то ваше очаровательное письмо и стало той наградой, что могла доставить мне вдали от Вас, княгиня, наибольшую радость... Податель сего письма расскажет Вам о том, как наши войска снова отличились; и если даже общий успех не столь велик, как мы могли бы того желать, произошедшие события не менее славны для нашей доблестной армии. Только упорством можно добиться успеха в тяжелом деле. Будем надеяться, что Божественное Провидение благословит наши труды. Мы сейчас находимся в наилучшем положении. Желая успеха нашей армии, я столь же искренне желаю, чтобы он дал мне возможность как можно скорее увидеться с Вами. А пока сохраните для меня местечко в Ваших воспоминаниях, что очень дорого для меня, и напомните обо мне княгине Софье. Примите уверения в моей почтительной и столь же искренней привязанности.

Александр.

Петерсвальдау, 28 мая 1813 г.

... Вы не можете не знать, что с того самого момента, как я познакомился с Вами, я всегда очень высоко ценил все, что исходит от Вас. И все это стало для меня еще более ценно, когда я стал Вам ближе. Я надеялся только на некоторую благосклонность с Вашей стороны, и Ваше восхитительное письмо исполнило все мои желания.

Я боялся, что чувство, в котором я признался Вам, встревожит Вас, но, хотя меня самого и успокаивала твердая уверенность в его чистоте, я очень хотел, чтобы и Вы были покойны. Ваше письмо развеяло мои тревоги и доставило мне тем самым много радости. Ваша приветливость — вот все, на что я считаю себя вправе рассчитывать. Вы говорите, что мое письмо было адресовано Вашему сердцу и что оно им было получено. Позвольте же и это письмо, которое мне столь дорого, отправить в тот же адрес. Оно продиктовано моим сердцем, которое, признаваясь в живом интересе и искренней привязанности к Вам, не таит ничего, в чем оно могло бы себя упрекнуть: более того, я громко признаюсь в своих чувствах не только перед всей вселенной, но и перед Вашим мужем. Это письмо привезет Вам Ваш супруг (sic), и я не боюсь, что он может его прочесть. Простите мне этот невольный порыв. Мне необходимо было показать Вам, как я чувствую. Я не вижу в этом ничего недостойного, что я должен был бы от Вас скрывать.

Я очень благодарен Вам за горячий интерес, который Вы проявляете к нашей армии. Вы знаете уже, что «невеста» со «ста тысячами штыков» заканчивает подготовку своего приданого; конечно, она слишком медлит и заставила нас ждать еще несколько недель и продлить перемирие. Вот почему мы отдыхаем, продолжая готовиться к еще более жестокой битве.

Все Ваши приказания выполнены в точности, и Горячечный курьер принял все, что было ему прописано; он готов отправиться к Вам, поскольку вот уже несколько дней, как жар у него спал. Что касается влюбленного, то он остался без ответа по причине непростительной небрежности графа Толстого, которому было поручено написать ему, что я с удовольствием приму его к себе на службу, где он сможет быть, если это его устроит, придворным дипломатом с обычным для этого места жалованьем. Вы можете сами сказать ему об этом, княгиня, если сочтете нужным. Я прослежу также и за делом маленького Жерамбля, как только получу записку, которую Ваш муж мне еще не передал.

...А пока не забывайте меня совсем и знайте, что сердце мое и душа принадлежат Вам навеки.

Александр.

Без даты, возможно, август 1813 г.

Я с нетерпением стремлюсь, княгиня, оказаться у Ваших ног; еще вчера я мечтал об этом счастье, но небо, или, вернее, князь Шварценберг и генерал Радецкий распорядились иначе, оставшись у меня до 11 часов. Могу ли я прийти к Вам между семью и восемью часами? — А пока примите уверения в моем искреннем почтении.

Александр.

Теплиц, 21 августа 1813 г.

...Я желал бы только одного: хотя бы отдаленно походить на человека, которого Вы описали и назвали моим именем, но до которого мне еще так далеко. — Только Вы умеете делать приятными всех, с кем Вы общаетесь, поскольку Вы сами одарены той любезностью, которая заставляет всех чувствовать себя рядом с Вами легко и непринужденно. — Поэтому часы, проведенные рядом с Вами, доставляют истинную радость.

Мольбы Ваши были услышаны, и 17/29 и 18/30 числа наша Армия и особенно Гвардия покрыли себя бессмертной славой. Весь корпус Вандама, был разбит. Захвачены генералы, генеральный штаб, 12 000 пленных, 81 пушка и весь обоз. Одновременно армия в Силезии сотворила чудеса и захватила у противника 103 пушки и более 18 000 пленных. Наследный принц шведский захватил 42 пушки и шесть или семь тысяч пленных. Слава Всевышнему, дела идут неплохо, как видите. Молю Вас, интересуйтесь и впредь нами, воинами, будьте уверены, что мы Вам за это глубоко признательны. — При первой же возможности я отправлю обычного курьера в Вену, и, следовательно, он проедет через Прагу дважды: по пути туда и обратно. — Благодарю Вас за чай. Поскольку он получен от Вас, то я не могу решиться отослать его в качестве подарка, но предпочитаю сохранить для себя. Поверьте, княгиня, в мою искреннюю к Вам привязанность на всю жизнь. Мое почтение княгине Софье.

Александр.

Без даты, предположительно сентябрь — октябрь 1813 г.

Записка, полученная от Вас, княгиня, живо меня тронула: только скромность помешала мне прийти вчера попрощаться с Вами и потревожить Вас в те несколько часов, что Вам оставалось провести с мужем. Но я спешу воспользоваться случаем выразить Вам свою благодарность за ту снисходительность, с которой я был у Вас принят.

Эти минуты я буду помнить всегда. Пусть сбудутся Ваши мечты, княгиня: мое единственное желание — подарить всем прочный мир. Все Ваши поручения будут в точности выполнены. Что до Вашего мужа, то дружба моя к нему заставляет меня еще больше стараться исполнить все Ваши пожелания.

Передайте мои приветствия княгине Софье. С каким нетерпением я буду ждать момента, когда вновь буду иметь счастье лично выразить Вам то, что мое перо передает так неполно. Не забывайте меня и примите уверения в моей почтительной и вечной преданности.

Александр.

Лейпциг, 10 октября 1813 г.

Ваше милое письмо без даты, привезенное Вашим мужем из Праги, я получил в самый разгар военных действий, но коль скоро передано оно было шурину, то провалялось не меньше двух дней в карманах его многочисленного гардероба прежде, чем я смог наконец получить его, поскольку всякий раз оно оказывалось в кармане какого-то третьего сюртука, хотя на нем было надето уже два. Прежде чем я продолжу, позвольте кратко рассказать Вам об огромных успехах, которых с помощью Божественного Провидения мы добились в памятные дни 4, 5, 6 и 7, когда сам Наполеон, собравший все свои силы, был тем не менее разбит под Лейпцигом. 300 пушек, 23 генерала и 37 000 пленных — вот плоды бессмертных подвигов наших доблестных Армий. Сам Всевышний направлял нас, и это Ему мы обязаны своим блестящим успехом. Я не сомневаюсь, что и Вы внесли свой вклад в эти победы, княгиня, и спешу направить к Вам обычного курьера, с тем чтобы успокоить Вас относительно его самочувствия и отблагодарить его самого, поскольку был я им очень доволен.

Вернемся к Вашему милому письму. — Оно было бы абсолютно восхитительным, если бы не заканчивалось богохульством: «Не забыли ли Вы меня?» — пишете Вы! — Одна только мысль об этом с Вашей стороны уже большая несправедливость ко мне, от которой я, как мне кажется, должен был бы быть защищен? Но в остальном я согласен, что был, как это могло показаться со стороны, виноват перед Вами. — Вот что произошло: когда я отправил одно из своих писем к Вашему мужу, тот уже уехал в Прагу, и письмо мое вернулось ко мне. Найдя его слишком унылым, я не спешил отправлять его Вам и уничтожил бы, если бы оно не содержало ответа на то, о чем Вы меня спрашивали. Прилагаю его к настоящему письму.

Примите мою благодарность за милые и обворожительные поздравления по случаю вручения мне ордена Подвязки. Не считая себя полностью достойным, я разделяю Ваши мысли о рыцарстве, поскольку всю жизнь я придерживался тех же принципов. Если обязанность принимать с жаром все, что исходит от прекрасной и любезной дамы, есть одно из требований, предъявляемых к рыцарям этого ордена, то я рискну считать, что соответствую хотя бы одному из них. Поверьте, что я на всю жизнь Ваш и сердцем, и душой, и я скажу также: «Позор тому, кто дурно об этом подумает».

Мое почтение княгине Софье.

Александр.

... Вы ошибаетесь, княгиня, считая, что я сержусь на Вас за тот интерес, который Вы проявляете к делу Лабедойера... На самом деле, если я и был на Вас сердит, то не из-за Лабедойера, но, признаюсь честно, из-за того расположения, которое Вы питаете к этому Парису, столь ничтожному и порочному. Душа столь возвышенная и совершенная, как Ваша, не казалась мне созданной для всех этих фривольностей, которые я считал слишком ничтожной пищей для нее. Моя искренняя привязанность к Вам заставляла меня сожалеть о том времени, которое Вы теряете, занимаясь делами, столь мало достойными Вас, как мне кажется. Вот честное изложение моих претензий.

Еще раз говорю Вам, что только глубокая привязанность, которую я к Вам питаю, дает мне право выражать мое неудовольствие, и наступит время, когда Вы поймете, что, любя Вас так, как я люблю, я был, быть может, не так уж и не прав, жалея, что Вы отняли столько времени у своего собственного счастья.

Александр.

Петербург, 12/14 мая 1816 г.

Я пользуюсь первой свободной минутой, княгиня, чтобы засвидетельствовать получение Вашего письма. Я бы пришел к Вам тотчас же, если бы дела меня не задержали.

Сегодня вечером я свободен, но боюсь, что, поскольку я не смог предупредить Вас заранее, у Вас другие планы и Вы не сможете меня принять. Но если Вам ничто не мешает, я готов прийти к Вам сразу же по получении Вашего ответа. Примите уверения в моем глубочайше почтении.

Александр.

Вечером в понедельник 8 октября 1817 г.

...Как Вы говорите, мы недалеко друг от друга, однако безо всякой надежды увидеться. Если бы это зависело только от меня, то Лайбахская конференция была бы перенесена в Рим; но в этом мире столько всего, что никак невозможно устроить так, как нам того бы хотелось.

Поговорим о госпоже д'Алопеус. — Выразите ей мое почтение. Мне очень тяжело знать, что она страдает. — Совершенно необходимо дать ей возможность лечиться в теплом климате так долго, как того требует ее здоровье, а я, со своей стороны, поспешу дать ей средства для этого. — Самое лучшее и удобное, с моей точки зрения, — это отправить денег на два года, с тем чтобы она могла написать своему мужу, что больше не нуждается в его помощи и что он не должен больше ей ничего посылать, поскольку у нее есть все необходимое, при условии, однако, что она останется в Италии. Мне кажется, что это самый простой способ уладить дело. — Всякий другой, требующий издания указов, показался бы необычным, особенно для такой красавицы, как госпожа д'Алопеус. — Поставьте меня, пожалуйста, в известность о том, какая сумма ей потребуется на два года, и я буду искренне рад ей ее предоставить.

Гораздо труднее устроить дело с пенсией Скванца. Это противоречит существующим правилам, поскольку для назначения пенсии или для ее увеличения необходимы определенные заслуги. А в данном случае никаких заслуг назвать нельзя. — Мошенничество дядюшки служит дополнительным препятствием, тем более что в материалах процесса по его делу есть документы, которые доказывают, что он передавал своим итальянским родственникам деньги, похищенные у Ломбардца.

В заключение позвольте повторить еще раз, что моя привязанность к Вам останется всегда неизменной. Примите искренние в том уверения.

Александр.

Лайбах, 3 февраля 1821 г.

...Я давно должен был бы ответить вам, и если Вы вменяете мне в вину мое молчание, то я прошу Вашего снисхождения или скорее отпущения грехов. Обстоятельства сильнее меня. Ваше первое письмо, в котором Вы высказываете пожелание, чтобы муж Ваш получил службу при дворе, уже не застало князя Петра, и мне его доставили в тот момент, когда я уже отправлялся в свою последнюю поездку. У меня не было времени ответить Вам. Второе письмо застало меня в дороге, а третье я получил, когда был болен, из-за чего и провел в постели большую часть зимы. Потом я думал, что Вы уже на пути в Россию. И вот наконец удобный случай написать Вам эти несколько строк, чтобы сказать, как я был тронут теми дружескими чувствами, которые Вы высказываете в своих письмах ко мне. Поверьте, я отвечаю Вам тем же и чувствую к Вам искреннюю и неизменную привязанность. Таким образом, подозрения, которые Вы, как мне кажется, питали, что я имею что-либо против Вас, более чем несправедливы, и Вы можете всегда полагаться на те чувства к Вам, которые я уже высказал однажды. Итак, я с великим нетерпением жду той минуты, когда смогу увидеть Вас.

Что до Вашей просьбы о муже, как Вы ее понимаете, она не могла быть исполнена и находилась в противоречии со здешними обычаями. Впрочем, мы поговорим об этом при свидании. А пока сохраните обо мне добрую память и примите бесчисленные уверения в моей глубокой к Вам привязанности.

Александр.

Царское Село, 8 июня 1824 г.

...Для того, чтобы обращаться со мной так, как это делаете Вы, требуется та неистощимая снисходительность, которую Вы всегда проявляли, поскольку Вы имели полное право считать меня и неблагодарным, и бесчувственным; а между тем я не являюсь ни тем, ни другим. Таким я кажусь из-за огромной ответственности, которая давит на меня и занимает все мое время. Но я должен прежде всего сказать Вам, что радость моя от одного сознания того, что Вы рядом, в нескольких часах от меня, исключительно велика. Я буду у Вас между четырьмя и пятью часами и с нетерпением жду возможности сказать, как я тронут той дружбой, которую Вы мне дарите, несмотря на все мои грехи. Имея столь мало свободного времени, я взялся за перо для того только, чтобы сообщить Вам, что я устроил все, о чем Вы меня просили. Дело задержалось потому, что для его благополучного решения потребовалось преодолеть множество трудностей.

Итак, до свидания, и примите уверения в моей искренней и почтительной привязанности к Вам навеки.

Александр.

Царское Село, 2 апреля 1825 г.

Конец